Максим Макаренков - Ангелы крови

Дождь, дождь, дождь…

Не было дождя.

В замшевой куртке Кинби смотрелся несколько безумно, но ему было глубоко наплевать – покрой у куртки свободный, стволы не видно, вот и замечательно.

Ноги сами вынесли на небольшую зеленую улочку. Сюда Кинби приходил редко и каждый раз вроде бы случайно. Невысокие четырех-пятиэтажные дома с черепичными крышами скрывались в тени старых кленов, высаженных много лет назад вдоль тротуаров. Вечерами здесь загорались гирлянды неярких разноцветных лампочек и хозяева семейных кафе, расположенных в первых этажах соседних домов, выносили и, вежливо кланяясь друг другу, расставляли на маленьких, застеленных кремовыми скатертями столиках фонарики с тонкими ароматными свечами.

Улица носила скучноватое название Тенистая и была прибежищем состоятельных пожилых пар медленно гулявших теплыми вечерами по булыжному тротуару или сидевших за столиками кафе с обязательной городской газетой и такой же обязательной болонкой у ног.

Кинби стеснялся появляться в этом мещанском раю, ему было неловко оттого, что именно эти кафе, эти клены и эти чистенькие домики с квартирами в кружевных занавесках, он любил.

Перевалило за полночь. Последние пары неторопливо шаркали по направлению к подъездам с гранитными ступеньками и ажурными чугунными перилами.

По привычке Кинби выбрал столик рядом со стеной, сбоку от входа в кафе. Сел так, чтобы видеть улицу и подъезды, располагавшиеся по бокам от входа в кафе. Откинувшись на спинку плетеного стула, позволил себе на несколько минут расслабиться. Шелестели пыльные листья, маслянистая темнота перекатывалась там, за кленами и светлячками-лампочками. Тихо журчал фонтан в виде изогнувшего спину дельфина, изливая прозрачную струю в мраморный бассейн. Фонтанчик этот с незапамятных времен возвышался перед домом точно в центре площадки, на которую выставляли столики кафе. Он был еще одной причиной, по которой Кинби любил здесь бывать.

Молчаливый хозяин кафе принес чашку крепчайшего кофе, коротко улыбнулся в ответ на благодарный кивок Кинби и с тихим треньканьем медного звонка, возвещавшего о посетителях, исчез за стеклянной дверью в зал, пустой по ночному времени и духоте.

Высокая нелепая, шатающаяся, словно угловатая марионетка с оборванными нитями, фигура, вывалившаяся из темноты, была столь неуместна на этой улице, что Кинби не сразу понял, кто это.

На подламывающихся ногах к столику брел Сольменус.

Кинби вскочил, откидывая стул. В левой руке сам собой оказался кольт, молчаливый, выжидающий, готовый в любой момент разразиться злым смертоносным рявканьем.

Время стало очень-очень медленным. Кинби прорывался через горячий, пахнущий городской зеленью, прохладной водой и разогретыми стенами воздух, словно через густое колышущееся желе.

Мир обрел почти нестерпимую четкость и яркость.

Вот у Сольменуса подвернулась нога, и он, нескладно махнув руками, упал на одно колено.

Поднял голову, в глазах прозрачное спокойствие нечеловеческой боли, из уголков рта течет темное.

Пытается подняться, тени под деревьями густеют, в свет фонарей вываливаются невысокие торопливые фигуры. К Сольменусу бегут люди в темных костюмах.

Кинби видит пистолеты в вытянутых руках.

Сольменус все пытается встать.

В правой руке Кинби уже нетерпеливо ждет своей партии второй кольт.

Начинается джаз.

Кольты одновременно грохочут, Кинби видит, как, красиво кувыркаясь в воздухе, вылетают гильзы, и двоих в темном бросает на мостовую.

Тявкают ответные выстрелы. Мимо. Противно визжит срикошетившая пуля, звенит стекло.

В два прыжка Кинби оказывается рядом с Сольменусом, взваливает его на плечо и бросается под прикрытие фонтана.

Сольменус дышит глубоко и редко. Нестерпимо пахнет карамелью. Кинби кладет легкое костистое тело под прикрытие мраморной стенки бассейна. Успокаивающе шепчет струя фонтана и Кинби подавляет приступ смеха.

Оглядывается по сторонам. Хозяин кафе, опуская жалюзи, сосредоточенно вертит металлический штырь, поглядывая на распростертое у фонтана тело, и Кинби пронизывает мгновенное, как ночная холодная дрожь, понимание – он больше никогда не придет на эту улицу и не сможет заказать кофе в. этом уютном кафе.

Все это занимает не более нескольких секунд – время для Кинби продолжает тянуться, густым темным медом перетекая в жаркой ночи.

Глянул на Сольменуса – тот дышит плохо, изо рта продолжает толчками течь темная, неправильно пахнущая, не вызывающая никаких ощущений кровь. Но пока дышит. Прозрачные глаза поймали взгляд Кинби, ангел слабо кивнул, мол, да, жив я.

Подняв пистолеты на уровень плеч стволами вверх, Кинби быстро выглянул из-за фонтана. Убийцы осторожно приближались, заметив движение, кто-то из них тут же послал пулю в сторону фонтана.

Отпрянув, Кинби сильно оттолкнулся, взлетев над фонтаном.

Этого нападавшие не ожидали. Оттолкнувшись от спины равнодушного дельфина, Кинби перемахнул на другую сторону двора, приземлившись перед нападающими. Выстрел в упор уничтожил грудную клетку ближайшей цели. Мертвец еще не успел упасть, как Кинби перенес огонь на остальных.

В середине двора ненадолго открыл гостеприимные двери огненный ад.

Потом Кинби посчитал. Нападавших было пятеро. Все в одинаковых темных костюмах, чисто выбритые и очень неприметные.

Но это было потом, а сейчас его кольты отнимали жизни.

Звякнула, упав на камни двора, последняя гильза и в мир вернулась тишина. Остро пахло порохом и кровью. Мертвой, невкусной.

Вернув кольты в кобуры, Кинби бросился к Сольменусу.

Тот дышал совсем редко, из глаз ушла боль, осталось лишь недоумение.

Кинби нагнулся над ангелом. С неожиданной силой Сольменус схватил Кинби за отворот куртки, притянул к себе:

– Слушай… Там, где я жил… Дом. Зеленый. Два этажа. На востоке. Он почти в Дымке, потому и не гоняли. Эти не нашли. А тебе отдам. Чикарро. Он тоже знал. Видимо сказал. Ты найди. Ты почувствуешь. Ты проклятый, ты почувствуешь. Хранитель, он не знал. А я зна-а-ал. Ангельскую Звезду, ее перебороть можно. В коробке лежит. В коробке…

Глаза Сольменуса закатились, и он умер.

Аккуратно отцепив руку мертвого ангела от своей куртки, Кинби положил ее ему на грудь. Встал. Долго стоял, глядя в спокойное лицо Сольменуса.

Первый раз он видел, как умирает ангел.

На парапете, ограждающем крышу одного из самых высоких небоскребов города – башню Алмазная Пирамида, созданную техножрецами Лантоя, стоит худощавая фигура. Лицо скрыто в тени полей мягкой серой шляпы, лишь изредка, когда стоящий затягивается сигаретой, мелькают жесткие сухие черты – тонкий нос, бледные губы, острый подбородок.