Олег Кожевников - Император

– Названные мной бойцы выполнят поставленный приказ и обязательно доложат о любых, ставших им известными фактах. А прапорщик Тиборг, кроме того что хорошо разбирается в автомобилях, знает и немецкий язык. Так что если ваше величество назначит его командиром этой группы, сможет и допросить пленных. Как австрийцев, так и германцев. Хотя прапорщик и сам немец, но он православный и является истинным патриотом России. Что не раз доказывал в боях с германцами.

Что же, других людей у меня не было. Я согласился с новоиспечённым полковником и направил отобранных бойцов с весьма специфическим заданием в расположение 11-й армии. И потом, когда находился в Луцке, просматривая телеграммы, а иногда и радиограммы, поступающие от этой группы, ни разу не пожалел, что направил именно этих людей с весьма специфическим заданием. Ежедневно на имя Михаила стала поступать независимая от фронтового начальства информация о настроениях солдат и реальном положении дел в 11-й армии. И не только короткие телеграммы, но и довольно объёмные шифрованные радиограммы. Ведь эта группа моих информаторов имела даже искровую радиостанцию. Одним словом, сформирована по образу тревожных групп, которые были созданы перед рейдом по тылам австрийцев. Кстати, прапорщик Тиборг был командиром одной из этих групп. Когда я вспомнил об этом, то подумал: заслуженный офицер, а значит, не долго ему ходить прапорщиком. Когда миссия этой тревожной группы будет завершена, присвою ему поручика. Надёжных, не развращённых близостью к власти людей катастрофически не хватает, а нужно весьма основательно прочистить весь гнилой бомонд империи. Если этот Тиборг хорошо себя проявит как информатор императора, то, пожалуй, зачислю его в команду полковника Попова. Николай Павлович, как сообщает Кац, разошёлся в Петрограде не на шутку. Его агенты, непонятно каким образом, влезли во многие значимые общественные организации. Только нехватка людей не дала возможности накрыть всю столицу паутиной агентуры полковника. Сейчас, как написал Кац, уже никакая революция невозможна. Любые серьёзные выступления на корню будут задушены людьми Николая Павловича.

Мысль о проделанной работе полковником подстегнула размышление о собственном непрофессионализме. Вон, люди, не имея практически никаких ресурсов, за короткое время сделали работу, с которой мы с Кацем возились столько времени. Слава богу, что я хотя бы разглядел талант полковника Попова ликвидировать вспышки недовольства и агрессивного поведения подчинённых. Это надо же, служба полковника Попова сделала из Туземной дивизии не скопище диких абреков, а отличную кавалерийскую дивизию. В настоящее время о диких нравах её джигитов напоминает только ярость, которая охватывает всадников во время боя. Михаила в его бытность командиром Туземной дивизии коробила традиция отрезать головы офицерам поверженных врагов. Мне, насмотревшемуся в двадцать первом веке кровавых фильмов, на это было наплевать. Даже радовало то, что у Туземной кавалерийской дивизии была репутация дикой и необузданной. Противника начинал охватывать ужас, когда они узнавали, что на их участок фронта прибыла «дикая» дивизия. Из-за этой репутации, которая достигла и Петрограда, я и тащу с собой с фронта в столицу Ингушский полк. Может быть, зря, когда в дело вступил такой специалист, как Николай Павлович. Он-то сделает всё тихо, как говорится, без шума и пыли, а джигиты, эти неуёмные дети гор, зальют столицу кровью. В голове зазвучала мысль: эх, знать бы прикуп, жил бы в Сочи. Кто знает, как всё выйдет? Может быть, именно джигиты вытащат неумех-попаданцев из этой непонятной ситуации. В которой мне всё ещё неясно, как действовать. История сделала кульбит, и Россия пошла по не ведомому мне пути. Будучи великим князем, я худо-бедно, но всё-таки знал вектор исторического развития моей родины. А став императором, был в полной прострации от ощущения нереальности происходящего и незнания, что же теперь мне делать.

Поклевав себя за растерянность и признав, что первое лицо государства не имеет права на такие слабости, я нажал кнопку звонка, вызывая в этот бронированный кабинет Первухина. Вот у кого не было и капли растерянности, несмотря на то что его судьба полностью изменилась. Теперь он стал не Димка «сукин сын», а их благородие господин поручик. Поручиком-то он стал, но вид его мало изменился. Даже стал ещё нелепее. К тельняшке, громадным синим галифе и сапогам со скрипом добавились погоны поручика. Дима их просто пришил на чёрную кожаную лётную куртку. К ней же был пришпилен Георгиевский крест. Особую пикантность этому наряду порученца императора придавала болтающаяся громадная деревянная кобура маузера. Сам Дима очень трепетно относился к своему наряду. Считал, что как только он начал носить тельняшку, кожаную куртку и галифе, то жизнь простого деревенского парня пошла резко в гору. Я не возражал против изысков новоявленного модника, и на это было две причины. Одна – сугубо меркантильная: своим петушиным видом Первухин приковывал всё внимание окружающих людей, включая и террористов, а я в этот момент мог оградить себя от многих опасностей. Вторая причина была связана со всё ещё присутствующей во мне неуверенностью. Всё-таки я человек из другого времени, а вдруг в этом времени такие наряды в пределах допустимого? Вон, Хватов только улыбался, глядя на наряды Первухина. Да и у самого великого князя в его особняке в Петрограде в гардеробе висели такие наряды, что я, осматривая их, всё удивлялся, как может серьёзный человек надеть такой петушиный наряд. То ли дело полевая форма цвета хаки – пускай и неудобная для человека двадцать первого века, но зато выглядевшая солидно и как-то привычнее для меня.

Хмыкнув над Первухиным, который даже в хорошо протопленном вагоне оставался в кожаной куртке, я потребовал чаю с давешними пирожками. Я был уверен, что в Луцке Дима ими запасся – знал парень, чем порадовать своего босса. И действительно, через несколько минут дверь, как это бывает в обычных поездах, сдвинулась, и в мой теперешний кабинет вступила целая процессия из трёх усатых мужиков. Первым важно вышагивал Первухин, неся на вытянутых руках кастрюлю, замотанную полотенцем, затем шёл боец спецгруппы, теперь уже прапорщик Угрюмов с самоваром, а замыкал процессию пулемётчик спецгруппы, пару дней назад бывший ефрейтором, а теперь подпрапорщик – Лукин. Он нёс большой поднос, заставленный вазочками с вареньем и большой фарфоровой кружкой. Я в очередной раз хмыкнул и подумал: во как происходит чаепитие императора всея Руси. Даже подносы офицеры таскают. А со званием ниже унтер-офицера скоро будут доверять только задницу императору подтирать. Ладно, сам виноват, что позволяешь «рыжей бестии» так измываться над боевыми ребятами. Георгиевскими кавалерами, между прочим. Как Димыч получил поручика, так важный стал, всё норовит другими командовать. Но все эти мысли о зарвавшемся Первухине не помешали мне благосклонно кивнуть «рыжей бестии» и указать на малый стол, который нужно было освободить для предстоящего чаепития. Этот ритуал, скорее всего, был завершающим в этом путешествии из Луцка в Петроград. Как доложил Максим, часа через три мы должны были прибыть в столицу. Вот и требовалось привести мысли в порядок и поставить точку в сумбурных метаниях своего во всём сомневающегося рассудка. В конце концов, я победитель и место императора занял законно, по всем канонам престолонаследия.