Александр Золотько - Пехота Апокалипсиса

Вот если дверь открывалась в комнату, тут все было гораздо сложнее. Нужно было остановиться на пороге, взяться за дверную ручку, рвануть на себя, одновременно делая шаг – непременно делая шаг, чтобы не врезать себе дверью по ногам,– и припечатать дверь. Исчезала естественность поступка, искренность пропадала...

На станции этот номер не мог пройти в принципе. Ты подходишь к дверному проему, диафрагма цветком раскрывается перед тобой, делаешь шаг вперед и точно знаешь: как бы ни бушевало у тебя в груди, как ни стучала бы в висках кровь – диафрагма закроется так же бесшумно, как и раскрылась.

Была поначалу у Младшего даже мысль поставить на станции Дверь Гнева. Вот так, с больших букв – Дверь Гнева. Или перепрограммировать эту проклятую диафрагму, чтобы гремела она, звенела и лязгала, когда проходишь через нее в плохом настроении...

Хотя сегодня настроение у Младшего было как раз нормальное. Старший может сейчас думать что угодно, материться вдогонку или даже жалеть своего напарника... соучастника, подумал Младший, и настроение еще улучшилось.

На лицо полезла улыбка, но выпускать ее нельзя – сенсорами утыканы все коридоры и переходы станции. Нужно донести печать отчаяния и вселенской печали до своих апартаментов. Всего каких-то двести семьдесят метров по двум уровням станции.

Можно было бы, конечно, расположить жилой отсек возле кабинета, но чертовы проектировщики решили заставить двух подопытных крысят получать физические нагрузки таким вот простым способом. От места отдыха до места работы, от места работы – в столовую, из столовой – в сортир, который находится только в жилом отсеке...

Вот так встать в уголок, отлить прямо в коридоре...

Младший искоса посмотрел на сенсор. Наблюдает Старший или нет? Офигеет, бедняга, увидев такое непотребство...

Интересно, начнется разруха на станции, если они начнут мочиться где попало? Где застало, там и встала, как много лет назад говорила его бабушка.

Бабушка Встречу не пережила...

Никто из родных Младшего не пережил тех нескольких месяцев хаоса. Было-то всего четыре человека, о которых Младший точно знал, что они его родственники. Мать, отец, бабушка и сестра.

Бабушка погибла в своей деревне, когда мародеры выгребали из домов все, что имело хоть какую-то ценность...

Старший показывал запись.

Два мужика врываются в дом. Быстро обшаривают шкафы. Бабушка Лиза просто не успела уйти с дороги у одного из них. Мародер не собирался убивать, он просто отодвинул старушку в сторону. Отшвырнул, как некстати попавшуюся на пути штору...

Младший так и не спросил, откуда у Старшего запись того случая. Не решился спросить. А вдруг... вдруг это было сделано специально, чтобы совсем оторвать его от тех крошечных человечков, суетящихся сейчас там, внизу...

Мать, отец и сестра погибли во время борьбы с плесенью . Слава богу, Младший не знал как.

Или их поразила болезнь, или походя, не разбираясь, расстрелял заградительный отряд, или просто кто-то решил, раз уж всем умирать, значит, все можно...

У Старшего из близких никого не было.

Повезло сволочи.

Младший прошел мимо кают обслуги. Здесь жил Серега, его постоянный партнер по бильярду, там – доктор, пытавшийся поддерживать среди лакеев нормальный психологический климат. В каюте номер пять раньше жила Мила, и Младший частенько к ней наведывался... Даже чаще, чем к Светлане из столовой.

Старательные были девчонки. Сейчас бы...

Он честно, честно не задумывался, что именно произойдет после того, как они решили убрать со станции всех лишних. Думал, что...

Ничего он не думал.

Испугался.

Согласился, когда Старший предложил.

Только потом уже, через неделю после эвакуации, он решил спросить, а не вернуть ли хотя бы некоторых...

Удивленные глаза напарника. Потом кривая усмешка на его губах.

– Ты что? Оттуда не возвращаются... Кольцо номер пять – билет в один конец. Люди входят, успевают понять, что дышать там нечем, что мороз... где-то около абсолютного нуля... жидкости в теле закипают... вымерзают... что-то там о взрывной декомпрессии, кажется... это ж ты у нас силен в технике и естественных науках. Я, извините за выражение, филолог...

– Все...– Голос Младшего даже дрогнул, не от ужаса, а скорее от печали, разочарования...

Мальчик думал, что только откладывает на время свои игрушки, а оказалось – выбрасывает навсегда.

Нет, сокамерник прав, конечно, понял потом Младший. Никто не должен знать, что такое их станция, что она вообще существует, что...

Знает, к сожалению, об этом десяток человек на всей Земле, но они никогда не попадут на станцию. Лучше бы обойтись без них, но нужны исполнители такого уровня... И чтобы эти исполнители думали, что если на Земле станет совсем худо, их спрячут там, за облаками, в недосягаемой высоте.

В общем, все правильно. Теперь, правда, не к кому завалиться на ночь, когда совсем уж подожмет... Разве что в душ.

Младший подошел к двери своих апартаментов.

Осталось совсем чуть.

Открылась диафрагма.

Нужно остановиться на пороге, оглянуться и выглядеть при этом печальным, на грани срыва... Пусть коллега еще раз убедится, насколько тонка кишка у его соседа по космосу...

Диафрагма сомкнулась у него за спиной.

Младший прыгнул вперед, завис в воздухе, кувыркнулся и плавно опустился на диван, стоявший перед голопанелью.

Засветился красный огонек внутренней связи.

– Да? – сказал Младший, устраиваясь на диване поудобнее и регулируя силу тяжести в своей комнате.

– Старая сволочь пытается дозвониться,– сказал женский голос.

– Давай,– разрешил Младший.

– Операция «Санта-Ана» началась,– сообщил Старший, не включая видеоканала.– Ты хотел посмотреть...

– Обязательно,– ответил Младший.– Нельзя пропустить звездный час человечества. Человечество наносит ответный удар.

В принципе кто-то из окружения президента Мексики предлагал назвать операцию «Конкистадор». И даже пару дней это название рассматривали как вполне возможное. Потом, все обдумав и взвесив, решили остановиться на «Санта-Ане».

Санта-Ана был свой, и не так много в мексиканской истории было героев, хоть как-то навалявших северному соседу.

Кроме того, конкистадоры отметились в истории Мексики не самым лучшим образом, были завоевателями, как ни крути, а мексиканцам хотелось выглядеть освободителями.

Хотя бы выглядеть.

Нужен был аргумент на случай, если кто-то начнет задавать вопросы или возмущаться.

Нам чужого не нужно, мы хотим вернуть исконно мексиканские земли. Техас, Калифорнию... ну и что там еще получится.

В конце концов, именно мексиканцы – потомки коренных жителей континента, а генетическое единство аборигенов не размоют никакие потоки крови европейских захватчиков.