Александр Золотько - Пехота Апокалипсиса

Они сидят в комнате – Касеев на диване, скорее лежит, чем сидит, а в кресле напротив – Пфайфер. Лицо Касеева покрыто испариной... крупные капли на белом, безжизненном лице... только глаза смотрят на собеседника с ненавистью... с яростью и отвращением...

Гриф видит их лица, слышит уставший голос оператора и тяжелое, надсадное дыхание журналиста.

Касеев лежит... сидит, заложив руки за спину... ему должно быть очень неудобно... так может сидеть... лежать только человек, у которого скованы руки,– картинка резко меняет положение, проворачивается, растет – и вот Гриф видит руки Касеева, налившиеся кровью, распухшие, зажатые древними стальными наручниками.

– Мне плохо,– сказал Касеев.

Выдохнул за два приема. Мне – вдох, выдох, вдох – плохо.

– Я знаю,– кивнул Пфайфер.

– Да что ты можешь знать, шкура... да...– вдох, выдох, вдох...– что...– вдох, выдох, вдох...– ты...– вдох, выдох, вдох...

– Тебе нужно потерпеть. Немного потерпеть.– В голосе Пфайфера забота и печаль.– Немного, еще пару часов...

– Па-ару часов! – выдыхает Касеев, и в голосе у него ужас и ненависть.

Невозможно ждать еще два часа. Целых два часа этой пустоты, остановившегося сердца, дыхания, застывающего комком в груди...

Два часа.

– Не нужно со мной разговаривать, просто слушай. Потом, когда врастешь, я отвечу на все твои вопросы. А пока – слушай. Тебе придется поехать... Да не зависит от тебя ничего. Так или иначе все произойдет, только если ты приедешь туда вместе с Быстровой, то сможешь поддержать хоть какую-то объективность. Просто не в Агентство нужно гнать картинку, а в Сеть, напрямую. Хотя... И тут ты ничего особого не сделаешь. Когда дело дойдет до крови, а до крови обязательно дойдет... Я не знаю, кто именно, но кто-то спровоцирует... подтолкнет. Они там в своей деревне совсем ополоумели, принимают и прячут космополетов. Представляешь? В наше время... В наше долбаное время...

Дело не в этой безутешной шалаве, Быстровой. Это она полагает, что все так классно придумала. Ни хрена подобного, ее подтолкнули... Направили на нужный курс... вот, как пулю. Кого интересует мнение и желание пули? Никого. Нужно, чтобы она ударила в нужном направлении, и все. Поразила цель. Хотя...– Пфайфер покачал головой.– Знаешь, мир стал похож на слоеный пирог, извини за банальное сравнение...

Касеев застонал.

– Хочешь пить? – спросил Пфайфер.– Я могу дать воды, если ты не станешь махать ногами, как прошлый раз. У меня есть еще наручники, могу сковать, но зачем?

– Рукам... больно...– прошептал Касеев.

– Так и должно быть. Тебе лучше всего сосредоточиться на боли, она не отпустит тебя, не даст соскользнуть...– Генрих Францевич встал с кресла, налил в стакан воды из пластиковой бутылки и осторожно, держась сбоку от Касеева и подальше от его ног, осторожно поднес стакан к губам журналиста.– Пей.

Касеев сделал несколько глотков. Закрыл глаза.

– Вот,– сказал Пфайфер, возвращаясь на свое место,– так все и происходит на свете. Кто-то кого-то хочет использовать, не замечая, как его самого употребляют. Быстрова использует тебя и твоих боссов, чтобы отомстить и заработать, а кто-то использует ее, чтобы заварить кашу покруче... Смешно! Казалось бы – куда круче? Некуда. Вон, весь мир пришел в движение и изумление, мексиканцы пошли отвоевывать земли... или даже – Землю... у инопланетян. Весь мир ждет, что там у них получится, чтобы броситься на Территории, не цедить через свободных агентов и контрабандистов, которые через тех же агентов идут, а хапнуть все, от зародыша до Зеленой крошки...

Пфайфер замолчал, взглянул на изменившееся лицо Касеева, кашлянул, словно извиняясь.

– Все забрать. Выжать. Выкрутить. Отобрать у тамошних жителей.

Генрих Францевич мельком глянул на часы и быстро отвел взгляд.

– Дай... порошка.– Касееву наплевать уже было на то, что еще час назад он хотел удавить Пфайфера.

Сейчас Пфайфер был единственным, кто мог спасти, мог принести щепотку зеленой пыли...

Ну что ему стоит? Нужно просто подойти к оружейному сейфу... вот там, в углу, за книжным стеллажом. Открыть... Набрать код. Я продиктую... Бог с ней, с секретностью. Я продиктую код. Выкрикну его, и дверца откроется. А там, в отделении для патронов...

– ...Для патронов,– прошептал Касеев.

– Что? А...– Пфайфер снова посмотрел на часы.– Просто потерпи. Нельзя тебе сейчас порошка. Закончится врастание...

– Я... не хочу...

– А от тебя это не зависит. Тебе сделали подарок.– Пфайфер невесело улыбнулся.– Я недосмотрел, извини. Тогда в Клинике.

– В сейфе...

– Ты попал под прохождение Корабля. Тебя можно было просто вылечить. Обрабатывать глаза. Немного покоя. Там еще что-то, не знаю... Но эти сволочи... и наш приятель Горенко в том числе, выяснили, что если сразу после Корабля пострадавшему дать подышать Зеленой крошкой – один раз в течение суток,– то наступает мгновенное привыкание. Пока ты был без сознания, капитан Горенко своей собственной рукой поднес тебе первую дозу... за счет заведения. Потом, прощаясь, протянул тебе порошок, чтобы ты, когда почувствуешь желание, знал, чего именно хочешь...

– Ты-то откуда это знаешь? – спросил Касеев неожиданно ясным голосом.

– Я? – переспросил Пфайфер.– Мне это рассказали.

– Добрые люди?

– Не знаю... Может, его кто-то и считает добрым человеком, но я давно отвык делить людей на добрых и недобрых. И отвык безоглядно верить чему-либо.

– Ты никогда и не верил. Потому что сам врешь.

– Когда?

– Не помнишь? – Касеев, застонав, сел на диване, попытался поудобнее пристроить руки.– Там в Клинике, ты обещал, что никому...

– Это ты обещал,– возразил Пфайфер.

– А, ну да, конечно, а ты молчал... Ты знал, что пристроишь свои кадры если не в Сеть, то в компетентные органы. Знал, готовился...

– Жизнь нам спас...

– Жизнь спас?! Нам? – Касеев захохотал.– Это каким таким макаром?

– Не понимаешь? С тобой о кольце, которое у нас в подвале было, говорили?

– Ну...

– А могли просто уничтожить.

– Глупость.

– Отчего же глупость? Очень даже разумный поступок. Хочешь сказать, что часто видел эти самые кольца в жизни? Такие штуки нужно держать в секрете, независимо от того, люди их построили или Братья. И нас бы сразу уничтожили... выжали до капли и уничтожили. Только вот у меня оказалась запись всего в Клинике и прохождения через кольцо. И запись эту я успел скинуть в Сеть...

– Что? – не поверил Касеев.

– То, что слышал.– Генрих Францевич пожал плечами и улыбнулся.– Загнал в узлы клонирования, запустил программу. Узел – сотня клонфайлов. И снова в узел каждый – и еще клонфайлы. Про нулевое сжатие слышал? Этот фокус с узлами клонирования придумали сетевые партизаны еще три года назад. Их потому и не вычистили из Сети, не смогли отодрать от Базы. Теперь в Сети висят несколько сот тысяч моих кадров. И ждут, когда я помру. Все это можно найти, меня грохнуть, тебя грохнуть, но проще, быстрее и дешевле договориться. Изменить, поменять причины и следствия. Я им – если умру, то все всплывет, а они мне – если все всплывет, то... сам, понимаешь.