Владимир Брайт - Цвет крови – черный

– И правда идет над пропастью! – крикнул кто-то из гоблинов.

– Идет!

– Правда!!!

– Не падает!

И сразу же, как по команде, напряжение, витавшее в воздухе, растворилось в объятиях набирающего силу рассвета. Ночь прошла. Страхи остались позади. Солнце ознаменовало начало нового дня. Спасительный остров так близко, что добраться до него не составит труда. И потому закаленные в боях и невзгодах воины радовались, словно малые дети, глядя на великого фокусника, как ни в чем не бывало разгуливающего над пропастью.

– Мы спасены!

– Идет над пропастью!

– Победа!

Громче всех кричали гоблины. Может, оттого, что и боялись они больше остальных. В чем-то страх схож с сильнодействующим ядом, проникающим во все части тела, парализуя жертву. Во время боя отчаяние способно сделать из труса героя. Но ждать смерть, будучи не в силах ничего предпринять…

В такой ситуации нервы сдадут у любого.

– Мы спасены!

При очередном шаге острый обломок наконец пропорол подошву сапога и уколол ногу. Первая капля крови смочила стрелу, и…

«Он умрет».

Голос прозвучал неожиданно. Холодный, равнодушный приговор безжалостного убийцы. Я уже слышал его раньше. Перед тем, как атакующая лавина рыцарей смяла и опрокинула лучников Сави.

« “Все предатели сдохнут…” – откуда-то издалека донеслись до меня слабые отголоски чужих мыслей.

Все до единого сдохнут, словно стая бешеных псов.

Все.

Это было всего лишь слабое, едва слышное эхо, неизвестно какими путями пробившееся в мое угасающее сознание, но даже в этих с трудом различающихся звуках можно было распознать столько предельно сконцентрированной и ничем не разбавленной ненависти, что становилось не по себе.

– Мы не предатели, – хотел было закричать в ответ я, но не стал.

Несмотря на то что время замедлило свой бег, оно не остановилось совсем. Налитые безумной яростью глаза рыцаря, скачущего прямо на меня, неотвратимо приближались. В запасе оставалась шестая, последняя стрела, чтобы поставить жирную, зловеще кровавую точку в этой войне, а все остальное вообще теряло смысл.

Глупцу невозможно доказать, что он глуп, а ослепленному ненавистью объяснить, что он медленно, но верно убивает себя.

– Мы не предатели, – сквозь плотно сжатые зубы с горечью произнес я, натягивая тетиву лука. – Мы просто пали жертвой обстоятельств». (Книга первая. «Цвет крови – серый».)

Только тогда в этом голосе были хоть какие-то чувства, а сейчас – вообще ничего. Так шепчет бесплотный призрак, склонившись над спящим. А бедняга мечется, терзаемый кошмарами, не в силах проснуться. Лишь с первыми лучами солнца страшный сон отступает, оставляя после себя неприятный осадок и мокрую от пота простыню.

Но в моем случае утро уже наступило, а кошмар так и не прошел. И главное, в прошлый раз голос оказался прав. Почти все те, кого он называл предателями, пали.

Раз сказал правду тогда, не лжет и сейчас.

«Он умрет».

Короткий безжалостный приговор. Приговор Свену. Больше некому. В отряде трое людей, включая меня. Остальные не в счет.

После того как старший брат заслонил собственным телом Карта, тот помутился рассудком. Говорил, только когда его о чем-нибудь спрашивали. Смотрел на собеседника, как сквозь стену, а в глазах застыло странное выражение – смесь неподдельного удивления и смертной тоски. Как правило, человек с такими глазами уже не жилец. Его смерть – лишь вопрос времени.

Вначале казалось, что Карт оправится от потрясения. Увы, надежды не оправдались. Он все больше замыкался в себе, отдаляясь от жестокого мира, где стальной наконечник копья вновь и вновь пробивал грудь брата.

Можно закрыть глаза, попытавшись спрятаться от кошмара, только это вряд ли поможет. Кожаная куртка трещит на спине, а из образовавшейся дыры появляется окровавленный язык ненасытного демона. Он становится больше и больше. Разрастается до невероятных размеров и, когда заполняет собой весь мир, неожиданно исчезает.

Карт испытывает невероятное облегчение. Ему кажется, что самое страшное позади. Но проходит время – и откуда-то издалека вновь доносится топот копыт. Слышатся крики и стоны. Мерзкая тварь приближается. Широкая спина старшего брата в стотысячный раз пытается заслонить младшего от беды. Все тщетно.

– Нет!!! – Короткий крик не в силах выразить боль, рвущую разум на части.

Из пробитой спины появляется язык ненасытного демона, и оживший кошмар повторяется вновь…

«Он умрет». – Слова могут относиться только к живым.

Карт уже мертв.

Остался лишь Свен – друг детства. Вместе мы пережили слишком многое. Невозможно бросить на произвол судьбы того, с кем связана большая часть жизни. Что бы ни ожидало меня на Мефисто, в любом случае там безопаснее. Я готов погибнуть сам и потерять весь отряд в придачу, но не могу позволить проклятому голосу забрать Свена.

«Он умрет».

Когда-то это случится, но только не здесь и не сейчас. Во всяком случае, я сделаю все возможное, чтобы воспрепятствовать этому. Пускай в чужих кошмарах друзья умирают. В моем – все иначе.

Ни один сон не может быть страшнее бессмысленной жизни.

Солнца, превратившегося в серую кляксу.

Мира, навек потерявшего краски.

И человека с разбитой душой.

Босого человека в грязном рубище, с лицом, обезображенным уродливым шрамом, на рынке знали все. Это был Тидо – разносчик воды. За глаза его называли не иначе как сумасшедшим. Вообще-то с головой у него все было в порядке, но когда он сильно напивался, нес такую несусветную чушь, что и не передать. А наутро приходил в себя и как ни в чем не бывало появлялся на людях, ничего не помня о вчерашних разговорах. Поначалу на него криво косились после каждой пьянки, а потом привыкли. В конце концов, причуды есть у каждого. Идеальных людей нет.

Но причуды и пьяные разговоры – это одно, а разрубленное напополам тело – другое…

К вечеру рынок обычно пустеет, торговцы убирают непроданный товар, и покупателей почти нет. Именно в этот час на площади появился Тидо, таща за собой на веревке верхнюю половину разрубленного человека. Водонос брел, не торопясь, как будто вышел прогуляться и подышать воздухом перед сном. Он вовсе не казался пьяным, на лице запечатлелась накопившаяся усталость напряженного дня, не более. Глаза оставались чистыми и безмятежными, почти как у ребенка, не осознающего, что он натворил.

Веревка была привязана к руке мертвеца, и потому обрубок тела волочился боком, отчего выглядел еще страшнее. Судя по свежему кровавому следу, несчастный умер недавно. Скорее всего, убийство произошло рядом с рынком.