Дэвид Дрейк - Прорыв

Харрис грязно выругался. Дженсен объяснял ему, словно ребенку, то, что Харрис и сам прекрасно знал — политические экстремисты с планеты Свободнорожденая и их союзники с ближайших планет откололись от Альянса — суверенитета им видите ли захотелось — и образовали Конфедерацию. Альянсу, разумеется, такой поворот не понравился, и с тех пор Альянс и Конфедерация враждуют. Теперь спорить о необходимости погружения в гиперпространство было бессмысленно. Чертова торпеда отщепенцев уже прицепилась к «Труднорожденному», поэтому пришлось выбирать меньшее из двух зол — или совершенный корабль, который стоит два миллиона, погибнет вместе со своим грязно ругающимся экипажем; или же пилот пойдет на поводу у спятившего лейтенанта и все-таки выйдет из нормального пространства. А времени на размышления оставалось всего ничего, торпеда маячила уже уже совсем рядом. Харрис с видом человека, решившего броситься в гиблый омут, запустил гравитационный двигатель и принялся выписывать вензеля, столь же замысловатые, как узоры макраме, пытаясь увернуться от торпеды в оставшиеся до погружения секунды. Теперь Харрису нечего было терять. Интуитивно понимая, каковы возможности его корабля и торпеды, он резко менял курс и швырял корабль из стороны в сторону.

Перегрузки бешено мотали Дженсена в противоперегрузочном кресле, то вдавливая в сиденье, то пытаясь выбросить вон; ремни безопасности, казалось, вот-вот лопнут, но лейтенант умудрялся не упускать из виду пиратский корабль, сверкавший на экране, как драгоценный камень на краю диска Мертвой Звезды. И вдруг это сокровище исчезло.

В этот момент «Труднорожденный» был уже довольно близко от пирата, поэтому аппаратура могла вычислить его курс по ионному следу. Но торпеда была еще ближе, а вычисления требовали времени. В панике Харрис ждал, когда же индикаторы покажут, в каком направлении следует двигаться. Наконец вспыхнули долгожданные цифры, Харрис рванул штурвал, и «Труднорожденный» начал погружаться в гиперпространство. Никогда прежде он не испытывал такого удовольствия от мучительного выворачивания всех внутренностей наизнанку, неизбежно возникающего при входе в другое измерение. Харрис торжествовал — больше не надо дергаться, как бесноватый. Пусть торпеда поищет другую цель. Но в следующие секунды о триумфе пришлось позабыть, наступила новая реальность.

— Чтоб им летать в аду меж сковородками, Дженсен! — рявкнул Харрис, отстегивая ремни безопасности. — Из-за тебя мы чуть не отправились ко всем чертям! Ты знал, что торпеды Свободнорожденной шарят в этих местах! Чтоб одна из них заехала тебе в рыло! Еще немного, и мы превратились бы в ионное варево!

— Эта торпеда оказала тебе большую услугу. Ты еще вспомнишь ее на трибунале, если потеряешь «Марити», потому что это будет твоей единственной отговоркой, когда тебя спросят, почему ты прыгнул в гиперпространство.

— Чтоб у тебя опадал всякий раз, когда ты захочешь прыгнуть в постель к своей бабе! — парировал Харрис. Ему жутко хотелось выпить чего-нибудь покрепче, а еще больше — облегчиться, но только не среди этой хренотени в мочеприемник, а где-нибудь в нормальной обстановке с нормальной гравитацией. Дело принимало дурной оборот, сосунок лейтенант втянул его в такую… Короче, не оставалось ничего другого, кроме как идти по следу «Марити» и ждать, пока этому придурку Дженсену взбредет в голову очередная сумасбродная идея. А какая мысля вдарит чокнутому лейтенантишке в голову — этого не сможет предсказать ни псих, ни здоровый человек.

Полет длился несколько дней. Харрис то спал, то наведывался в загашник, устроенный в потайном уголке корабля, куда не додумался заглянуть ни один инспектор Флота. В этом тайнике бравый пилот припрятал изрядное количество пива и теперь проводил с ним большую часть свободного ото сна времени. Жизнь — такая штука, что без комфорта в ней трудновато. В кутузке не попьянствуешь; а по понятиям Харриса именно в это малоприятное заведение он должен был угодить после шального путешествия со своим шизанутым командиришкой.

— Мы-то можем соврать, — бурчал он, попивая пивко, — а ты попробуй заставь соврать компьютерный бортовой журнал. Он все записывает точно. — Дженсен молчал, предпочитая не ввязываться в теоретические дискуссии.

Харрис развалился в кресле, водрузив ноги на стол и зажав между колен огромную кружку, на которой почему-то было написано «кофе», что отнюдь не соответствовало ее содержимому. Раздраженный отсутствием какой-либо реакции со стороны лейтенанта, Харрис добавил:

— Если мы будем и дальше лететь в этом направлении, то попадем прямо к Халпернам. Тебе надо придумать неопровержимое алиби.

Дженсен с ледяной невозмутимостью потягивал апельсиновый сок. Его черные, как смоль волосы были идеально уложены, ногти — воплощение чистоты и аккуратности, форма — в полном порядке словно он только что пришел с парада, аристократическое лицо — гладко выбрито. Харрис недоумевал — и когда только этот стиляга успевает следить за собой? На протяжении нескольких дней с тех пор, как «Труднорожденный» погрузился в гиперпространство, Дженсен, кажется, только и делал, что расхаживал взад-вперед перед экраном, пялился на «Марити» и чего-то там кумекал.

Несмотря на такую бдительность лейтенанта, тревога застала экипаж «Труднорожденного» врасплох: Заспанный Харрис привстал в кровати и потянулся, как медведь, хрипло ругая похмелье. Пилот по своему обыкновению спал в форме. Но Дженсен такого себе не позволял — на ночь он облачался в такую же опрятную и безупречную пижаму, как и его военная форма. Как только взвыла сирена, Дженсен пулей вылетел из постели и бросился к экрану.

— Ты был прав, — сказал он Харрису, когда тот наконец доплелся до экрана. — «Марити» снизил скорость ниже световой и вышел в нормальное пространство в секторе Халпернов. — Быстро пригладив взъерошенные волосы, Дженсен вырубил двигатель, толкавший «Труднорожденного» сквозь гиперпространство. Вскоре корабль всплыл, на экране возникло привычное изображение звезд. Харрис лишь постанывал и продолжал взывать к состраданию, бормоча что-то невразумительное насчет подневольных мучеников и чересчур трезвых командиров.

Дженсен не обращая внимания на стенания подчиненного, уткнулся в компьютер и погрузился в изучение данных об объектах этого сектора пространства, принадлежащего, по всей видимости, Халпернам. На экране слабо мерцал красный диск карликовой звезды, окруженной космической плотной пылью. Дженсен глубоко задумался, прикусив губу. Зачем «Марити» прибыл к этой звезде, лишенной планет? Никакого разумного объяснения этому факту Дженсен не находил.