Елена Долгова - Маги и мошенники

– Нет!

Быстрая тень мелькнула наискось, закрыв небо, смяв траву и жука. Острие тяжелого двуручного меча зарылось в землю рядом с коленом Людвига – кто-то в последний момент толкнул палача. Фирхоф мгновенно вскочил и развернулся, собираясь встретить опасность лицом к лицу…

– Святые покровители! Только не это!

Ина вцепилась в плечо и руку мечника. Обшлаг ее синего платья уже пропитался темно-красным – скорее всего, девушка неосторожно попыталась ухватиться за лезвие. Растерянный палач отрывал от себя альвисианку.

– Эта потаскушка взбесилась. Она мне мешает.

Мечник выпустил оружие, высвободил правую руку и изо всех сил ударил девушку кулаком в висок. Фирхофу показалось, что он слышит хруст сломанной кости. Ина упала на бок, свернулась словно спящий котенок, и замерла в неподвижности, черные волосы закрыли лицо. В ту же секунду советник нагнулся и поднял брошенный меч.

– Вы крепко промахнулись – не надо было этого делать.

– Арбалетчики, стреляйте! – крикнул догадливый Гаген.

Палач проворно бросился в сторону, спасаясь от готовых сорваться с тетивы стрел. Людвиг попытался достать убийцу, но промахнулся тяжелым оружием, и тогда в два шага настиг императора, без церемоний обнял его одной рукой за шею, перехватил клинок за незаточенную часть возле рукояти, перевернул острием вверх и приставил острие к полному подбородку Гагена.

– Арбалетчики, залп по изменнику! – рявкнул опомнившийся Кунц Лохнер.

– Арбалетчики, не стрелять! – эхом отозвался Людвиг. – Со мною император. Вы не смеете стрелять в повелителя Церена… Государь, если вы будете вырываться, вы наткнетесь шеей на меч.

Фирхоф почувствовал, как напрягся, собираясь бороться, Справедливый, и чуть-чуть приподнял острие.

– Я не причиню вам вреда, если вы дадите мне для этого честную возможность. В противном случае – что ж, вас ждут ваши святые предки, терять мне все равно нечего.

– Жаль, что я не надел полный доспех. Прав был капитан Кунц – не надо было мне так беспечно приближаться к тебе, Людвиг. Очень жаль, что ты оказался изменником…

– Вы сами с завидным упорством толкали меня на мятеж.

Император слегка дернулся, впрочем, без особого рвения, меч прочертил на его полной шее неглубокую царапину. Капитан гвардейцев, увидев это, шагнул вперед, намереваясь отобрать у Фирхофа клинок, Гаген заметил это движение:

– Капитан Лохнер, я, ваш государь, приказываю вам отойти. Не создавайте повода для святотатственного кровопролития.

Кунц виртуозно выругался вполголоса, бросил в ножны обнаженный было меч и попятился назад, продолжая испепелять Людвига взглядом.

Ина не двигалась, ее беспомощная поза была позой мертвой. Безжизненные, мокрые от крови пальцы сжимали несколько вырванных с корнем травинок.

– Вольф! Вольф Россенхель!

Белая стена древней руины вспенилась, вскипела и обернулась зияющим Порталом. Хронист стоял, выпрямившись, напряженные руки лежали на самой кромке волшебного окна.

– Ренгер! Тьфу, то есть, Фирхоф… Где вы так долго пропадали? Я возился с запертой Гранью словно взломщик ларцов, много раз – и все безуспешно. Что вы сотворили с астральным эфиром, несчастный?

– Ничего. Вокруг не было ни скал, ни стен, ни единого места для Портала. Вольф, это не моя вина.

– Что здесь творится? Неужели играется ключевая сцена? Я смотрю, вы, как герой притчи, держите за уши того леопарда, которого не можете отпустить…

– КЛИСТЕРЕТ ВАС ЗАБЕРИ! Оставьте разговоры, оставьте в покое леопардов! Да, это ключевая сцена, если немедленно не поможете, она обернется демон знает чем.

– Помогу. Правда ведь может быть зачтена как помощь? Фирхоф, вас искали не просто так, у меня важные новости. Я пересмотрел и обдумал историю с чашей Нострацельса, то, что я откопал, в корне меняет дело.

– Что?!

– Опыт с кровью Этторе был неправильно истолкован. Вы совсем не «лишний элемент».

– Тогда откуда в чаше взялся мой портрет?

– Я уже сказал – от крови Этторе. Он непричастен к событиям в Толоссе, зато по линии судьбы был изначально связан с вами – какими-то обстоятельствами то ли жизни, то ли, возможно, смерти… Честное слово, я не знаю, это не мой сюжет.

– Боже мой! Вы уверены, что я никогда не был причиной разрушений?

– Уверен, что не были.

– Тогда кто же «лишний элемент»?

– Понятия не имею, возможно, его не существует вообще, и все, происходящее вокруг, совершенно и несомненно естественно. Мало ли до меня и до вас было войн, нашествий, эпидемий? По-вашему, во всем виноваты безвестные авторы-сочинители?

– Посох святого Иоанна на вашу многогрешную спину! Вы же сами уверяли меня в обратном! Вы подняли тревогу, вы кричали о катастрофе, вы запутались и заврались, Хронист!

– Ну, допустим, я слегка ошибся. Вы сами внушили мне ложную идею. А почему? Потому что за каждой мелочью видели мои происки, злокозненные пакости и интриги. Считайте, что вас подвела собственная недоверчивость…

Людвиг перестал слушать Россенхеля и осмотрелся. Кольцо латников медленно сжималось, Лохнер нехорошо сощурился и сделал мягкий, осторожный шаг в сторону, явно собирался зайти сзади. Фирхоф попятился, прижался спиной к руине рядом с Порталом, продолжая удерживать обмякшего императора. Мертвая Ина лежала теперь у самых ног советника.

– Вольф, из-за этой чудовищной ошибки меня собираются убить. Объясните им…

– Бесполезно объяснять, Фирхоф. Обычное дело – заурядные люди в душе любят жертвоприношения, конечно, если режут не их. Они верят в мистическую силу таких акций, надеясь чужой кровью купить собственное благополучие. Кроме того, толпе приятны острые, но безопасные ощущения…

– Замолчите! Вы правы, конечно, но мне сейчас не до нравственной философии. Раз вы так отчаянно напортачили в сюжете, я желаю компенсации. Не собираюсь вызывать вас на поединок, конечно, это было бы бесполезно – растяпа вы этакий, вы же не умеете держать меч. Лучше примените свои способности Хрониста.

– Разумно. Чего вы хотите?

Людвиг задумался всего лишь на мгновение.

– Верните мне мои магические способности. Я не прошу ни всемогущества, ни всеведения, – никаких излишеств. Верните ровно столько, сколько было когда-то утеряно.

– Всего-то? Охотно, прямо сейчас.

Портал на мгновение помутился.

– Готово.

Людвиг мысленно дотронулся до астрального эфира – и замер, ошеломленный. Магический ветер мягко пел в недосягаемой вышине. Слабые искорки – смертные души зверьков – мерцали в высокой траве. Алой яростью горели сердца воинов Церена. Душа капитана Кунца отливала огненными красками раскаленного железа, но ее подергивала рваная серая пелена – след зависти и пепел перегоревших сомнений.