Елена Долгова - Маги и мошенники

– Польщен иметь друга, славного ученостью, умом и благородством, – не менее витиевато ответил он.

Благородство совсем не переполняло меня, но я все-таки испытывал к спасителю самое теплое чувство благодарности.

Я встал и оделся. «Чаша, выпитая с утра, восстанавливает силы» – в общем, я позавтракал вместе с новым знакомцем и принялся размышлять над ситуацией, в которой невольно оказался. Появление убийцы на площади Толоссы, несомненно, было предупреждением.

Но о чем оно предупреждало? Я терялся в догадках, не мог вспомнить, где видел лицо безумной, и уже подозревал, что приключения мои грозят обернуться совершенно неожиданной стороной.

– Как ваше полное имя? – спросил я лекаря.

– Людвиг Ренгер, доктор обеих медицин, – как-то двусмысленно ответил он, – хирург и терапевт в одном лице.

У меня возникла идея отблагодарить небогатого врача при помощи моего коронного гримуарного волшебства, но, к ужасу моему, котомка со свитками куда-то исчезла. Впрочем, я тут же успокоился – имперские ищейки были далеко, восстановить запас гримуаров не сложно, оставалось только поискать перо и пергамент, но в комнате не нашлось ни того, ни другого, верный друг кир Антисфен куда-то исчез, унеся с собою свои перья, чернильницу и все письменные принадлежности. Я отложил решение проблемы на потом, не сообразив, насколько опрометчиво в таких случаях промедление.

– Как дела в Толоссе?

– Бретонисты в очередной раз штурмуют форт, – с невозмутимым видом сообщил мне медикус Ренгер. – Хотите глянуть?

Для удобства мы вскарабкались на крышу привратницкой. Вид открывался великолепный. Бастионы форта, в котором с тремя сотнями мечников засел капитан Мориц Беро, вздымались словно утесы. Отряды мятежников как раз стекались к подножию этих стен, используя паутину узких улочек. Масса озлобленных еретиков собралась на некотором удалении от форта, как потом оказалось – не зря. Осаждающие были вооружены кто чем, чаще всего самодельными пиками, кое-кто – хорошими мечами. Отдельный отряд мятежников уже готовил к бою арбалеты, дюжие стрелки в обшитых стальными бляхами кожаных куртках пренебрегали усовершенствованным воротом, обходясь для натяжения тетивы собственными крепкими руками.

– О, простофили! – пробормотал себе под нос насмешник-Ренгер.

Вперед вытолкали щуплого трубача, пронзительный визг горна вспугнул засевших в бойницах чаек. Эхо пометалось и утихло, вскоре меж зубцов высокой, в семьдесят локтей стены, появился парламентер, по-видимому, сам капитан Беро.

Этот бравый воин оказался широкоплечим рубакой, сплошь закованным в блестящую кольчугу; шлем наподобие горшка с наносником укрывал его голову, поверх кольчуги страж цитадели натянул символ верности Империи – белый гамбизон.

Собравшиеся под стеною еретики гневно взвыли. Разрядить арбалеты до срока им помешал сам Бретон, ересиарх собственной персоной выбрался вперед, отстранив чрезмерно старательных приспешников. Короткий диалог верного Империи капитана и неверного ей священника я передаю дословно:

– Эй, наверху! С нами Бог. Не хотите ли сложить оружие и сдаться?

– Эй вы, внизу, дьявол с вами, засранцы. Сдаваться мы не собираемся.

Клаусу Бретону, возможно, поплохело, но с такого расстояния я не мог разглядеть как следует лицо ересиарха.

– Несчастный дурак! – заорал он не без патетики. – Ты, должно быть, стремишься к смерти, если богохульствуешь в неведении и тьме!

– А вы там не истосковались в воздержании? А то я прикажу сержанту позвать Большую Марту.

Солдаты за зубцами фортеции захохотали так рьяно, что распугали последних чаек.

Пока я размышлял на предмет таинственной Марты, Беро отступил в сторону, открывая до поры до времени припрятанную за его широкой спиной метательную машину. Кто-то спустил скрученный ремень. Большая Марта махнула толстой ногой, посылая снаряд в самую гущу мятежников…

Признаться, я не люблю крови. Наверное, это серьезное отступление от известного правила «с волками жить – по волчьи выть», но средневековое зверство всегда вызывало у меня чисто физическое отвращение. Я не певец войны. Не нахожу ничего красивого ни в треснувших костях, ни в выпущенных кишках… Ждать от мира благости смешно, но глупо любоваться дерьмом и кровью, когда для этого есть куда более стоящие объекты. Попа смазливой служанки в придорожном трактире даст сто очков форы куче трупов с мозгами, вышибленными в праведной войне.

В общем, я ничуть не расстроился, когда огромный камень, выпущенный Большой Мартой, просвистев, рухнул далеко от вопящей толпы мятежников.

Приободрившиеся еретики отреагировали на неудачный выстрел неистовым хохотом, а потом хором грянули боевой псалом. Честно говоря, у них это получилось почти величественно. Осажденные приготовили чан с кипящим маслом, но не имели возможности пустить его в дело – бретонисты на стены не лезли, они ограничивались тем, что напоказ осеняли себя знаком святого треугольника.

Взбешенные солдаты Беро отвечали им непристойными жестами.

Я так наслаждался действом, что почти забыл про то, что недостижимая моя цель как раз и находится сейчас в стенах осажденного форта.

Тем временем отряд арбалетчиков выступил вперед, болты часто защелкали по зубцам и стенам. Появились первые раненые. Развлечение кончилось бесповоротно. Я видел, как высокий длиннорукий солдат, схватился за древко болта, пронзившего ему глаз, и рухнул головой вниз с тридцатиметровой высоты. Брань сменилась криками ярости и боли. Лучники Беро, скорее всего, берегли стрелы, солдаты империи попрятались за зубцами, болты арбалетов бесполезно царапали камень.

Приободрившиеся от успеха еретики выдвинулись вперед, волоча за собою связанные из секций лестницы, кое-кто раскручивал веревки с крюками, но я сомневаюсь, что метателям удалось забросить свою снасть на такую высоту. Длины лестниц тоже не хватило, мятежники без сожаления бросили их и, взявшись за топоры, подступили к воротам форта. Толстые, окованные брусья довольно долго удерживали удары – это позволило лучникам Беро подтащить и чан с маслом и опорожнить его на головы атакующих. Вопль стоял такой, что у меня заныли виски. Я всячески пытался уверить себя, что видимые мною события – фикция, которую можно изменить одним росчерком пера. Хотел, но не мог. Стоны обожженных, кровь на мостовой, глаза и шеи, пробитые стрелами, вой, рев, молитвы, пение, резкие выкрики команд – все это было реально. Я отвернулся, борясь с тошнотой.

– Не правда ли, отвратительное зрелище? – спросил меня Ренгер.

Я сумел только молча кивнуть. Ренгер добавил несколько двусмысленно:

– Семь лет назад это еще можно было предотвратить росчерком пера.