Елена Долгова - Маги и мошенники

– Бездна ада! Что же мне делать?

– Прятаться и ждать.

– Поймите, Людвиг, я не могу – мне надо выбраться отсюда как можно скорее.

– Из Толоссы?

– Из Церена.

– Одно равно другому. Выберетесь из мятежного города, найдете лошадей, граница далеко, но рано или поздно вы до нее доберетесь. Или столкуетесь с каким-нибудь сговорчивым кормчим, купите место на корабле…

– Нет!

– Почему?

– Вы не понимаете… У меня другие пути. Мне нужно попасть в форт, друг мой Ренгер. Там есть нечто… Во всяком случае, оно должно там быть… Это…

– Портал? – поинтересовался Людвиг, старательно избегая показывать крайнее любопытство ученого.

– Можно назвать и так, – устало согласился Россенхель. – Во всяком случае, это единственный путь, который мне подходит, чтобы убраться отсюда поскорее и как раз в нужном направлении.

Свеча коптила, косые тени мерно колыхались по углам подземелья, кто-то снаружи осторожно царапнул подпертую бочонком дверь. Фирхоф поспешно задул огонь, прислушался, дернул Хрониста за рукав:

– Ради всего святого – помолчите пока.

Царапанье когтей перешло в скрежет, жесткая шкура грубо шаркнула по доскам запертой двери. Смазанный, но сильный удар, нанесенный плашмя, заставил задрожать дубовые доски.

«Собака?» – почти беззвучно прошептал Адальберт.

«Не знаю» – в тон ему ответил обеспокоенный фон Фирхоф.

Повеяло сыростью, плесенью и сладковатым запахом тлена. Незримое существо тяжело дышало в темноте, потом, с шумом фыркнув, развернулось и пошло прочь – Людвиг слышал его мягкие и одновременно тяжелые, постепенно удаляющиеся шаги.

Фон Фирхоф зажег свечу. Адальберт побледнел еще сильнее, пальцы Хрониста дрожали, заметив взгляд приятеля, он сунул руки под плащ.

– Кто это был?

– Не знаю, – с некоторым сомнением ответил бывший инквизитор. – Я не буду пугать вас предположениями.

– Хорошо, что дверь выдержала и оно ушло, в этом шелесте и скрипе было нечто отвратительное.

– Теперь вы поняли?

– Что именно?

– Не стоило бездумно экспериментировать с кровью, доверчивый вы простак.

Запах сырости и тлена ослабел и почти исчез – почти, но не совсем, свеча трещала, пламя умирало, корчась на фитиле.

– Оно может вернуться?

– Понятия не имею. Вы верите в демонов, Россенхель?

– Естественно верить в ничтожество демонов, если не сомневаешься в величии Бога, – осторожно ответил Адальберт.

Бывший инквизитор на донышке души фон Фирхофа восхитился ловкостью ответа.

– За вами нет э-э-э… демономанских грешков?

Хронист замялся с ответом, породив у Людвига вполне определенные подозрения.

– Нет.

– Как знаете. Не сомневайтесь, вы можете открыться мне без малейшего опасения.

– Мне не нравятся имперские законы против колдовства – от них слишком несет паленым мясом.

– Да полно. Чтобы оказаться на костре, нужно очень постараться. У первично прогрешившихся принимается простое отречение с покаянием, если вы не фанатик, дело можно при желании и помощи адвоката свести к простому штрафу.

– Скажите это тем, кто сгорает заживо. Ведьмам.

Фирхоф печально покачал головой:

– Девять из десяти чародеек – обычные истерички. К сожалению, в руки Трибунала первыми попадают именно эти несчастные. Зато остальные… Вы не слышали о деле фробургской секты отравителей? Хотя – откуда? Не слышали наверняка. Так вот, был там след раздвоенного копыта или нет, но трупы несчастных, отравленных ради свершения ритуала, вывозили телегой.

– А вы откуда знаете? – заметно насторожился Адальберт.

– Вы забыли? Я медикус, – как ни в чем ни бывало отпарировал фон Фирхоф.

Хронист кивнул, успокоившись.

– От таких суеверий не помогает огонь – только время и просвещение.

– Как скажете, друг Россенхель. А по-моему, убийство демонического суеверия ради ничуть не приятнее для убитого, чем дорожный разбой с перерезанием глоток.

Мигнуло и погасло пламя свечи. Дверь подвала содрогнулась под тяжелым ударом, чье-то грузное тело навалилось на дубовые доски, ломая дерево с коротким, сухим хрустом.

– Вольф! Запалите свет!

Фон Фирхоф слышал, как тяжело дышит, тихо ругается и щелкает кремнем, пытаясь добыть огонь, Адальберт.

– Господи боже! Я потерял свечу.

Людвиг опустился на колени и пошарил, отыскивая огарок. Дверь хрястнула и сорвалась с петель, на мгновение сверкнул лунным светом дверной проем, и тут же грузная туша загородила его.

– И это, по-вашему, тоже суеверие?! – яростно прошептал Хронист.

Запах нечистот заполнил подвал. Людвиг наконец нащупал огарок под ногами.

– Высекайте огонь. Вы знаете какие-нибудь молитвы?

Адальберт смущенно промолчал. Щелкнуло огниво, вспыхнуло пламя, Хронист стоял, держа на весу горящий клочок пакли, фон Фирхоф подпалил свечу. Выход загораживала клубящаяся тьма. Сине-черные, блестящие, словно бы жирные струи туманной субстанции извивались, слагая грузный корпус демона. Полыхала злобой рубиновая точка единственного глаза.

– А где второй глаз?

– Понятия не имею! Ренгер! Вы хорошо разбираетесь в подобных материях… Спасите меня!

Второй глаз демона вынырнул из клубящейся черноты, подплыл и присоединился к первому. Клистерет попытался сфокусировать зрение на Адальберте. Неприязненный взгляд заметно косил.

– Он пришел за мною по следу крови. Помогите, Ренгер!

– Тоже мне, нашли экзорциста. Как вы умудрились впутаться в такую грязную историю?

Чудовище утробно хрюкнуло и принялось втекать в подвал.

Людвиг дотронулся до священного символа, висящего на цепочке на шее.

– Заклинаю вас, Клистерет, именем Бога живого, победившего василиска, властью и именем твоего короля, его семи корон и семи цепей, в воздухе и на земле, в каменных ущельях и под небом, в огне и во всех местах и землях, где вы ни находились, не исключая никакого места – оставьте в покое этого человека.

Фигура демона преобразилась, он словно бы присел на корточки, оперся руками о землю, получив сходство с огромной толстой собакой. Широкая лягушачья пасть широко улыбнулась, голос у беса оказался ворчливым и глуховатым:

– Ах это ты, Людвиг. На этот раз вежливость тебе не изменила, ты, против ожидания, соблюдаешь формулы и правила.

– Раз все формальности соблюдены, почему бы не уйти подобру-поздорову, не дожидаясь, пока честные бретонисты проснутся и грянут тебе вслед свои унылые псалмы?

Собакоподобный черт смущенно почесался:

– Вообще-то, ты мне не особо нужен, богослов. Я не размениваюсь на мелочную мстительность по идейным соображениям… У меня личное, можно сказать, семейное дело.

Людвиг мог бы поклясться – поддельный Вольф Россенхель напрягся душой в тоскливом ожидании. Демон полированным когтем почесал острое волосатое ухо.