Елена Долгова - Сфера Маальфаса

– Тем более глаза правителя.

– Тассельгорн, я не жалею ни о чем.

– Ни о чем? Впрочем, я не хотел печалить вас, Ойле.

Хозяин разлил по кубкам густое, цвета крови вино. Тассельгорн пригубил напиток, оценивая аромат.

– Отменно.

– Как ваши странствия, достопочтенный друг?

– Ступенька в лестнице жизни. Служа Империи, расточаю себя. Утомлен верблюдами, мухами и зловонием. Устал и сокрушен духом.

Имперец тонко улыбнулся, помолчал, давая возможность оценить шутку.

– Verus amicus amici nunquam obliviscitur – истинный друг никогда не забывает друга. Мы не виделись вечность. Я безумно рад встрече. После всех треволнений мудрый собеседник воистину приятен. Кстати, как ваша семья? Не хочу выступать в роли черного вестника, но здесь скоро будет небезопасно. Буду счастлив предложить им убежище в Церене, если вы окажете мне подобное доверие, в моем собственном доме. Ваш сын мог бы найти себе достойное место на службе у государя, ваша дочь – блистать среди благородных девиц…

– Так вы не знаете?

– Что именно?

– Моя семья погибла, барон. Сына объявили изменником и казнили – публично, на площади, жена умерла в тюрьме, а дочь… тоже умерла. Я не видел, как это произошло, позже мне сказали – покончила с собой. Правды я никогда не узнаю – может, оно и к лучшему. Меня правитель милостиво простил. За прежние заслуги…

Лунь недобро усмехнулся. Тассельгорн долго молчал, опустив ресницы.

– Простите, друг мой Ойле. Простите, я не знал. Я не смею произносить слова утешения – они для вас пусты.

– Оставьте, Тассельгорн. Спасибо, но оставьте это. Я не юнец, легко переходящий от отчаяния к надежде. Простите мне цинизм, но гибель супруги я бы пережил без особого труда, жена – только поле. В крайнем случае, можно возделать новое. Но смерть детей уже не забуду.

Тассельгорн резко отставил пустой кубок.

– Я не знал. Не знал ничего – иначе попытался бы помочь.

– Чем помочь? Ваши владения далеко отсюда, на западе.

– Как? Вы не поняли?! Ах да, откуда вы могли знать… Я не просто так путешествовал по востоку – обязывали дела. Император отрядил посольство к варварам и оказал доверие именно мне – ваш друг, представьте себе, возглавил это посольство. Я провел несколько месяцев в степи, увы, и вот теперь возвращаюсь домой.

– Любопытно. Это те самые варвары? Сарган?

– Они самые.

– Не решаюсь спрашивать о результатах. Впрочем, вы умны, барон, так что результат нетрудно угадать.

– На этот раз вы ошиблись, принцепс. Проще умиротворить бешеного волка или дикого жеребца, чем одержимого вождя дикарей. Впрочем, я не в отчаянии – у Церена есть силы встретить вонючих варваров так, как они того заслужили. Я был бы счастлив, если бы… В общем, вы не хотите покинуть этот город и присоединиться ко мне? Ваша доблесть могла бы служить иному государю – тому, который способен оценить ее по достоинству.

– Я не ослышался?

– Нет. Друг мой, уезжайте со мной! Вам нельзя оставаться. Лучших людей, знатнейших сановников – primis, ваш правитель казнит без вины и без меры. Кто будет сражаться с варварами, которые вот-вот окажутся под стенами? Эти ваши холопы, то есть рабы? Наемное войско князя? Безродные простолюдины – торговцы? Этот город обречен… Уезжайте со мной, Ойле.

Лунь отвернулся. Кот на лавке настороженно смотрел в пространство желтыми, прозрачными глазами. Молчание длилось несколько минут. Тассельгорн не торопил хозяина с ответом.

– Спасибо, Тассельгорн. Спасибо, и поверьте, я оценил ваше благородство. Но я не могу уйти. Меня держит то, что сильнее разума, достоинства, ценнее самой жизни – месть. Я хочу отомстить, ею живу, это последнее, что у меня осталось. Так немного… Но мне нужно это немногое.

– Как вы собираетесь мстить, мой наивный друг… Князя Хруста прекрасно охраняют – не сомневайтесь. Вам не добраться до глотки мерзавца. Послушайте – вы всегда были далеки сердцем от всего низменного, зато близки к ценностям Империи. Вы много путешествовали, видели не только оводецкий бурьян. Что вам делать здесь? Мстить этому ничтожеству, полуварвару, возомнившему себя истинным государем? Ваше место в западных землях, поверьте – там вы найдете себя и новый дом.

– Возможно. Но я хочу – должен отомстить. Иначе не смогу жить спокойно.

Тассельгорн опять чуть приспустил ресницы, скрывая азартный блеск глаз.

– Ладно. Вы, наверное, самоубийца, Ойле. Мстите, если так хочется, – иногда священное безумие мстителя сильнее обстоятельств. Audaces fortuna juvat [18] 19 Смелым судьба помогает (лат.). . Вы можете победить. Потом Империя примет вас. Однако… Как вы собираетесь устроить ваше дело?

– Пока не знаю.

– Кстати, вы не слышали истории о том, как наши церенские простолюдины тушат лесные пожары?

– Не приходилось.

– Так вот, для того, чтобы потушить пожар, который уже не погасить ничем иным, следует создать еще один пожар – и направить его навстречу первому.

– И что?

– Ничего. Оба пожара – оп! – и исчезнут.

– Вы намекаете?

– Да, собственно, и нет. Мне пришло в голову – а вы не задумывались о том, чтобы расправиться с одним вашим врагом руками врагов иных?

– Как?

– Отдайте Хруста Саргану. В конце концов, один стоит другого.

– Вы думаете, Тассельгорн, это так легко – выдать своего государя? Пусть он тиран и безумец – я служил этому человеку. Я ненавижу его, но мне неприятна мысль, что с ним расправится кто-то другой.

– Вас бы устроил честный поединок один на один? По-моему, это именно то, о чем вы мечтаете. А вы попросите у вождя варваров своего врага живьем. По их меркам, Ойле, это законная просьба – он охотно подарит вам пленного Хруста.

Пораженный Лунь хлопнул ладонью по крышке стола.

– Они настолько дики? Тассельгорн тонко улыбнулся.

– О, друг мой – в достаточной мере.

– Взять князя можно только вместе с городом – он не покидает стен.

– Понимаю. Оводец – ваш дом?

– Мой дом теперь – эта лачуга.

– Здесь остались ваши друзья?

– У опальных нет друзей.

– Вам жаль толпу рабов?

– Нет. Нечто иное – может быть, сами эти стены. Я сражался за них, барон…

– А чем вам отплатили, Ойле? Муками? Заточением? Смертью единственного наследника?

Лунь долил опустевший кубок. Кое-что из сказанного находило отклик в его душе. Может быть, виной тому оказалась бессильная ненависть, а может быть, всего лишь одно слово – «принцепс». Был первым, стал ничем – это ранило. Чужой привкус слова изменил привычные мерки. Лунь еще раз взвесил это ощущение про себя, внутренне соглашаясь.

– Что вы предлагаете?

Они говорили долго, сблизив головы и время от времени невольно переходя на полушепот. Кот Пардус внимательно следил за угловатой тенью гостя на стене, пока в доме совсем не стемнело. Тень у гостя была настоящая, человеческая – как положено. Недовольный кот спрыгнул с лавки и, мягко ступая широкими лапами, выскользнул за дверь.