Николай Побережник - Принцип разумного вмешательства

– Всегда пожалуйста, – ответил я, а парень развернул свое кресло и направил его к арочному проему на углу крыши.

Ну и я пойду, а то вон мой провожатый уже глазами меня плавить начинает.

Оказавшись в гордом одиночестве в своем боксе, я забрался на широкий пластиковый подоконник и уставился в окно, глядя на свое лицо в отражении и на то, что было снаружи, на чужой мир, на один из Вариантов. Навалилась тоска, какая-то давящая, пугающая…

– Вот же влип! – произнес я вслух и внимательно осмотрел раму окна, нет, не на предмет открыть и сигануть вниз, а чтобы пустить в палату свежий воздух, так как этот стерильный запах меня несколько напрягал.

Но рама была глухая, то ли пластик, то ли керамика какая, постучал пальцем по тонкому, не более миллиметра стеклу… или это не стекло?

– Вас что-то беспокоит? – неслышно в палату зашел охранник.

Понятно, значит, бдят за мной, я повертел головой по углам бокса, пытаясь разглядеть видеокамеры.

– Не то чтобы беспокоит… а окна открываются?

– Зачем?

– Люблю спать с открытым окном, свежий воздух, понимаете?

– А, это, конечно, – охранник произвел какие-то манипуляции с пультом и о чудо – окно рассыпалось симпатичным узором из стекла, образуя какие-то квадратики, кружочки и ромбики, и по сути стало стеклянной решеткой, – так устроит?

– Вполне, – удовлетворенно кивнул я, почувствовав запах с улицы, – скажите, эм… не знаю как вас…

– Глэм, – представился охранник, – сержант Глэм Торн.

– Скажите, Глэм, могу я ознакомиться с вашими, как это… а! Со средствами массовой информации и вообще, что-нибудь почитать про ваш Вариант?

– Это решение принимаю не я, – сухо ответил он, но потом как-то покосился под потолок дальнего угла комнаты и тихо добавил: – я передам врачу о ваших потребностях.

– Вы даже не представляете, сколько у меня в данный момент потребностей, – я слез с подоконника и взобрался на кровать-платформу, – ладно, попробую уснуть и свет, выключи, пожалуйста.

– Команда пульту! – громко произнес охранник, а в ответ с потолка мелодично пиликнуло. – Ночное освещение!

В боксе погас свет, лишь у умывальника и над ширмой туалета зажглись тусклые светильники.

– Вот и славно, одеялко подоткнешь?

Но охранник вышел, так же тихо, как и появился.

Утро началось с процедур, точнее с одной процедуры – в бокс, лишь забрезжил рассвет, вошла та же медсестра и предложила мне стакан воды и… шарик от подшипника?

– Это что?

– Диагностический зонд пассивного исполнения, глотайте, запивайте.

– Хрена се! – я наклонился, чтобы разглядеть этот шарик диаметром миллиметров в восемь в маленьком пластиковом стаканчике, – а как выглядит активный?

– Это вы можете увидеть в операционном блоке.

– Лучше не знать, ну его на фиг, – ответил я, проглотил невесомый шарик и запил водой.

– На завтрак через десять минут, после активации зонда.

– А как я узнаю, что он активирован?

– Вам не нужно, мы узнаем, а через десять минут за вами придут, – медсестра развернулась и вышла.

Странная она, ни эмоций, ни лишнего слова, как робот, честное слово… а может, может это и есть робот, этот, как его, киборг?

Я снова забрался с ногами на широкий подоконник, ожидая активации «подшипника» и глядя на то, как просыпается город, точнее, если выражаться местным языком, то прилегающий к госпиталю простирающийся от горизонта до горизонта Индекс. За исключением того, что по тонким паутинам монорельс снуют местные электрички, над дорогами парят авто, кругом до тошноты чисто и передозировано зелено, то не особо тут все и отличается от моего Варианта… Моего ли? Как выясняется, я принадлежу варианту «0», но мой дом там, на одной из граней множеств, под номером «34». Там я родился, там я вырос, там впитал с молоком матери определенные правила и нормы поведения и отношения к тому, что меня окружает… окружало… там я впервой почувствовал вкус крови во рту, когда дрался с дворовой гопотой… интересно, тут есть гопники? Да и хрен с ними! А что здесь? Здесь чуждый мне мир, да еще Дик, зараза, не рассказал про четыреста лет жизни…

– Здравствуйте…

– Ох, еп… ты бл… вы бл… вы что, специально так тихо подходите, чтобы напугать до усрачки?

Высокий, стройный как кипарис и почему-то с детским лицом новый охранник отпрянул от меня, немало удивившись моей реакции.

– А где сержант Глэм? – спросил я, сползая с подоконника.

– Вероятно, дома, а сегодня моя смена, – ответил охранник, внимательно меня осмотрел, повернулся ко мне спиной и добавил: – следуйте за мной, пора завтракать.

– Подожди, дай умоюсь…

Охранник терпеливо ждал в дверном проеме, разглядывая свои ногти, пока я увлекался водными процедурами, потом я причелся пятерней, так как расчески не обнаружил и, выйдя из-за ширмы туалета, сказал: – Вот теперь пошли.

Луч считывателя по бирке, писк, подлетевший поднос, толщиной с добротную книгу страниц на пятьсот, выехавшие порции завтрака в пластиковых емкостях… я снова наблюдал за всей этой высокотехнологичной бытовой хореографией, как завороженный… вот же! А в моем мире все уперлись в персональные гаджеты, сякую ерунду изобретают, чтобы обывателя порадовать, а тут вот – летающий поднос с едой, да что там! Даже мои наручники, с виду очень даже эстетичные браслеты, это вам не USB-грелка для пупка, прости господи… Смешно? А я нечто подобное видел на странице какого-то интернет магазина аж за триста евро.

Ел без аппетита – не вкусно, разве что сок, натуральный апельсиновый с мякотью, ну или другой какой местный цитрус. А потом скукотища до обеда, на обед не пошел, чему очень удивился новый охранник…

– … да не хочу! Аппетита нет, понимаешь?

– Я внесу это в отчет.

– Да в какое место хочешь, туда себе и внеси! Не пойду! О, ты лучше проводи меня на крышу, я там погуляю, подышу, может, аппетит нагуляю, а?

Было видно, что этот охранник нервничает и, наверное, оттого, что не совсем понимает или воспринимает манеру моего общения с ним, да и собственно сами манеры… извини, собрат по Варианту, «консерваториеф» ваших местных не кончал… а что они хотели? «Не соблаговолите ли… отнюдь…» Хрен вам по всей морде! Главное, выдернули меня из моего мира, из моей жизни, от моих немногих близких мне людей, а теперь я должен подпрыгивать от радости четырехсотлетней жизни? Да лучше шестьдесят, семьдесят, восемьдесят, но родных, земных лет…

Что-то там накарябав пальцем в своей электронной записной книжке, охранник все же отвел меня на крышу и ушел, но потом, спустя полчаса вернулся. За ним парил поднос, на котором кроме самой настоящей, натуральной свиной отбивной, нарезанного ломтиками помидора и пары кусочков хлеба, стоял двухсотграммовый графинчик, в котом плескалась прозрачная жидкость.