Ян Валетов - Школа негодяев

Все хорошо, мысленно приободрил он её, все просто отлично, девочка! Я могу назвать добрую сотню подготовленных мужиков, которые двигаются хуже. Если ты и стреляешь так, как двигаешься, то с меня бутылка первоклассного вискаря твоим учителям! Не поленюсь притащить для Левина на собственном горбу! И еще одна для Данилыча! Хотя Данилыч виски не пьет, ему бы спирта на клюкве, или горилку с перцем…

Лес кончился. Вернее – расступился перед ними. Узкая, как ножевой порез, просека закончилась большой, похоже, что искусственного происхождения, поляной. В конце поляны железнодорожная ветка упиралась в насыпной вал, увенчанный выцветшим до полной утери полосатости коротким шлагбаумом. Все, стой! Дальше дороги нет!

Справа и слева от путей располагались ветхие, кое-где развалившиеся строения бывшего лесхоза. Здание пиловочного цеха некоторое время назад горело, но не рухнуло полностью, а возвышалось над землей, переплетением каких-то металлических конструкций и похожих на сожженные спички брёвен и досок. Склады после пожара еще держались, но местами крыши на зданиях не было, перекошенные оконные проемы смотрели на лес квадратными глазами горелых рам, скалящихся осколками стекла.

Сергеев напрягся, потому что изменился запах – вместо холодного снежного дыхания леса приперченного неистребимым креозотовым душком исходящим от шпал, потянуло химическим смрадом. Умка принюхался. Негашеная известь. Точно. Неприятный, едкий запах, но из-за мороза он не шибал в ноздри, а именно ощущался. И еще – сквозь резкий, как нашатырь известковый дух, пробивалась вонь нечистот.

Ирина приподняла голову над краем насыпи и коротким движением головы позвала Михаила за собой. С ее стороны вдоль пути тянулась подгнившая в нескольких местах погрузочная платформа, выходившие на нее двери складов были приоткрыты или отсутствовали вовсе. В темных проемах повисла густая, как чернильные лужи, тьма. Ира бежала впереди, иногда касаясь левой рукой края настила. Сергеев и сам с трудом соблюдал равновесие – травы под ногами уже не было, сплошь мелкая древесная щепа вперемешку со стружкой, покрытая слоем рассыпчатого снега.

Запах с каждой минутой густел и Умка понял, что не ошибся с источником – нечистоты, залитые известью. За краем складского здания платформа обрывалась. Далее шла вырытая много лет назад яма, предназначавшаяся под фундамент достаточно большого здания, скорее всего, еще одного производственного цеха или сушилок. Копали с размахом. Края ямы теперь осыпались, но было видно, что она не менее двух метров в глубину. На ближнем к складам крае ямищи стояли несколько железных бочек, покрытых белыми потеками, лежала на груде досок железная труба распылителя.

Именно отсюда – из ямы, и раздавалась уловленная Умкой вонь.

Они с Ириной остановились, чтобы оглядеться. Здесь становилось понятным, зачем нужна заброшенная лесхозная ветка – Школа негодяев (а в том, что найдена именно она сомневаться не приходилось!) избавлялась от нечистот. Раз или два в месяц их из отстойника на станции перекачивали в железнодорожную ассенизационную цистерну, потом цистерна выходила из ворот, (значит, в распоряжении базы был тепловоз или мотовоз достаточной мощности) и сливалась здесь, в лесу, в импровизированную выгребную яму. И в холодную зиму здесь пахло не розами, так что Сергеев мог предположить, как здесь воняет летом, когда жара зашкаливает за тридцать.

Он продвинулся чуть вперед, чтобы удостоверится в правильности своих предположений.

Действительно, на насыпи были видны замерзшие потеки – цистерну сливали насосами, через трубу, и часть нечистот попадала на откос, где и превращалась в камень. Можно было попробовать прикинуть количество народа на базе по объему сливаемых фекалий, но Умка и представить себе не мог размеры емкости. Несколько тонн в неделю? В месяц? С водой у них тут порядок, все строения расположены выше зоны заражения, бояться нечего. Им нужна одна артезианская скважина с хорошим дебетом, а фильтры, трубопроводы, распределительная насосная система – все это собирается из пластика за пару суток. Вот с фекальными водами – проблема. Сомнительно, чтобы комплекс зданий был подключен к канализации. Станция стоит на бетонной платформе, готовилась площадка под реакторы, и бетон тут правильный, бог знает на сколько метров вниз. Сверлить устанешь! В любом случае – накапливать и вывозить дешевле, чем строить собственные очистные в таких условиях. А яму, при нормальном водопотреблении сотни человек, надо копать емкую, не на тонну, а тонн на десять – двадцать, и все равно потом откачивать – сизифов труд. Могли, конечно, поставить биореактор, но не захотели – дорого. Зачем тратиться? Все и так нормально. Экологию здешних мест такими мелочами не испортишь.

Сергеев сделал еще шаг, оскользнулся, левая нога поехала вниз, но он не упал, только просел низко, опираясь на руку. Под подошвой берца что-то хрустнуло. Умка белкой взлетел обратно на насыпь, сохраняя равновесие, и только потом глянул, на что наступил. В метре под ним лежала человеческая рука: сломанная кость белой веточкой торчала из-под ледяной желтой корки, а сама рука, замерзшая, как камень, распласталась по снежно-известковой смеси, неестественная, словно муляж.

Михаил почувствовал, что внизу живота внутренности собираются в скользкий, холодный комок. Во рту стало горько и противно от желчи, но Сергеев сдержал конвульсии желудка. Теперь, когда он увидел сломанную конечность вмерзшего в фекалии трупа, вокруг, словно при проявлении фото на старой фотобумаге, стали заметны детали, которых он раньше не замечал.

Здесь покоилось (если это слово подходила к трупам, сброшенным в яму с нечистотами) не одно тело. Сергеев видел как минимум с десяток фрагментов, которые теперь мало походили на человеческие останки. Известь и лед сохранили тела от поедания лесным зверьем, но там, где известью поливали недобросовестно, от покойных остались лишь обглоданные костяки. Умка на несколько мгновений закрыл глаза, заставляя сердце снова забиться спокойно. Он просто не имел право на проявление эмоций. Вздохнул, медленно выпустил воздух сквозь сжатые губы, и лишь потом медленно перевел взгляд на Ирину.

Она стояла в двух шагах от него, с белым, словно маска смерти лицом, держа «Галил» на отлет, за ремень. Глаза у нее были, как плошки – круглые, и полны таким ужасом, что Сергеев на какой-то момент едва не поддался панике: метнуться к ней, прижать ее к плечу, чтобы она не видела всего этого…

Не видела отбраковку. Отработанный материал.

То, что лежало в выгребной яме, не было трупами взрослых людей. Мертвые подростки. Не дети – тела были крупнее, но и не взрослые. Наверное, те, кто не выдержал химобработки или «съехал с катушек» при записи новой матрицы на обезображенный препаратами мозг.