Ян Валетов - Дураки и герои

А потом Сергеев потерял способность ориентироваться и дышать. Вода несла его, крутила, переворачивала, и Михаил в любой момент ожидал смерти от удара о препятствие, от острого, как гарпун, куска арматуры, но поток заполнил склад настолько быстро, что его просто вышвырнуло наверх, в тоннель, и теперь тащило прочь со скоростью курьерского поезда. Он умудрился вынырнуть – это удалось сделать, только прекратив бороться – и сделать вдох. Вокруг была тьма, он различал только движение – прямо над ним неслись серые своды тоннеля метрополитена, стоило только поднять руку – и он смог бы коснуться шершавых тюбингов.

Поток ревел, как водопад, а, скорее всего, где-то впереди и было некое подобие водопада. Там, в плотном, как загустевшая смола, мраке вода рушилась в провал, сотрясая стены тоннеля. Поток начал мельчать: Сергеева потащило ногами по бетону и, развернув, ударило плечом обо что-то твердое. Водопад грохотал совсем рядом, воздух заполнился запахом нечистот. Казалось, что вокруг повисла взвесь из мелких вонючих капель. Михаил рванулся поперек потока. Встать не было ни сил, ни возможности – вода сбивала с ног.

Он чувствовал, что находится на платформе – пол под ногами был гладок и поток посреди тоннеля двигался медленнее, чем по краям, там, где вода бушевала над стрелами путей. Но и такой скорости было вполне достаточно, чтобы не оставить шансов на спасение. Михаила несколько раз развернуло, он попытался встать хотя бы на колени, но не удержался и рухнул в зловонную жижу, внезапно заменившую воду. Его скольжение остановил опорный столб, причем остановил так, что из Сергеева едва не вылетел дух. Удар грудью о камень вышиб из легких остатки воздуха, но полет в никуда прервался, и Сергеев, словно жук, приколотый к картону булавкой энтомолога, замер, охватив руками и ногами каменное основание. Вода разбивалась о его спину, как волна о форштевень корабля. Вокруг невыносимо воняло, и Михаилу пришло в голову, что где-то совсем рядом находится разрушенный коллектор – лопнувшая толстая кишка Москвы, – в которую и низвергается поток.

Он попытался встать, и у него это получилось, но, увы, в его положении ничего не изменилось – теперь он стоял лицом к столбу, по-прежнему неспособный отойти от него ни на шаг. Тьма вокруг была кромешной, непроницаемой, и полагаться на слух было невероятно тяжело. Сергеев определил, что провал, в который рушится водопад, находится где-то справа. В левом тоннеле вода не грохотала, а издавала мощный журчащий звук, клокотала в водовороте, словно горная река на сужении.

Двигаться вправо означало рухнуть вниз, в кипение зловонных струй, и сгинуть наверняка. Двигаться влево означало всего лишь прыжок в неизвестность. Но левая неизвестность была лучше безнадежной правой определенности. И Сергеев, оттолкнувшись от столба всем телом, шагнул влево, на авось, и рухнул на пол, сбитый тяжелым водяным кулаком. Он успел прикрыть голову руками и как раз вовремя: локоть ударом ободрало о край платформы, и вода, несколько раз перевернув Михаила, засосала свою добычу в жерло межстанционного перегона. Засосала и сглотнула с неприятным, чавкающим звуком.

У Блинчика было удивительно озабоченное лицо.

За все время нового знакомства Сергеев не видел, чтобы у Владимира Анатольевича сделалось такое лицо. Что удивительно, Владимир Анатольевич, Вовочка, Блинчик, мать бы его так, Сергеева не боялся, хотя должен был бы бояться до нервного поноса, до коликов и подкожного зуда. Не боялся – и все! На его пухлой, веснушчатой физиономии была написана искренняя озабоченность тем, что вошедший в его кабинет Сергеев не понимает всей сложности возникшей ситуации и создает проблемы там, где их не должно быть.

Охрана Блинова с задачей не справилась. Хотя Владимир Анатольевич и сделал соответствующие выводы из давешних событий на Бориспольском шоссе и в госпитале, но здесь, в реставрированном особняке в глубине дворов на Большой Житомирской, в своем личном – не партийном – офисе, Блинова охраняли не бывшие «альфовцы», а обычные ребята из партийной службы безопасности. А ребят из доморощенной СБ противниками назвать было трудно, скорее уж статистами, несмотря на пистолеты, автоматы, жилеты и надлежащий положению гонор. Числом их было шестеро и Сергеева, проникшего в особняк на плечах у курьера, они не задержали даже на тридцать секунд. Михаил никого не убил и даже не покалечил – так, приласкал минут на десять-пятнадцать: пусть пока полежат.

Секретарша Владимира Анатольевича, милейшая сексуальная Полина, при виде влетающего спиной вперед в приемную телохранителя, и входящего следом Михаила Александровича, с перепугу о тревожной кнопке забыла, только слегка привстала из глубокого кожаного кресла, вывалив на клавиатуру компьютера полновесное декольте. Сергеев, с милой улыбкой на слегка перекошенных устах, проследовал мимо декольте прямо в кабинет бывшего друга детства.

Блинов все-таки в совершенстве владел собой. Человек, сделавший такую политическую карьеру в постсоветской стране, просто должен был обладать рядом талантов – и в обязательном порядке умением «делать лицо», даже в тот момент, когда его ловят за руку, как карманника в толпе.

Мгновенно оценив ситуацию, Владимир Анатольевич встал из-за стола во весь свой невеликий рост, раскинул в стороны свои коротенькие ручки, словно собирался заключить Сергеева в объятия, и одновременно вопрошая с раскаянием: «Ну, что я, собственно, мог сделать?»

– Ну, убей меня, Миша! – сказал он подавленно. – Ну, убей меня…

Сергеев даже слегка опешил.

Очень трудно вот так вот заехать в лоб человеку, который идет к тебе с распахнутыми объятиями, пусть даже улыбка на его лице сидит вкривь и вкось, словно неловко нахлобученная кепка, и глаза мечутся из стороны в сторону, как тараканы по кухне.

Сергеев Блинчика не ударил, но и в объятия себя заключить не дал. Тайный кардинал украинской политики, подхваченный тренированными руками бывшего военного советника за грудки, описал в стерильном воздухе роскошного кабинета пологую дугу и рухнул на кожаный уголок, смешно дрыгая коротенькими ногами.

В полете Блинов потерял туфель, а при падении его дорогущий пиджак от Армани лопнул в пройме, жалобно хрустнув нитками.

– Ты мне угрожал? – рявкнул Сергеев и снова сгреб Блинова за грудки. – Ты угрожал Маринке? Ты мне скажи, ты офигел, да, Вовочка?!

Страхом от Владимира Анатольевича не пахло. Его лицо находилось вплотную, и Михаил слышал запах кофе, сигаретный душок, легкий коньячный аромат и приторную нотку дорогого одеколона. Страх шибал бы в нос, перебивая все остальные запахи. Но Блинчик не боялся. А ведь должен был, сука… Должен был! Но Блинов напряженно думал, искал варианты, и оттого его физиономия отображала ту самую озабоченность, которая так поразила Сергеева.