Геннадий Прашкевич - Царь-Ужас

Адольф Галланд кивнул.

Все в словах Гиммлера казалось ему жесткой правдой.

Он лично сохранил порядочность и достоинство. Его внутренний мир, его душа, его арийский характер не были сокрушены трудностью поставленных задач. Если он чему-то еще дивился, так только подлости врага.

В тридцать первом, например, проводя нелегально курс тренировок в составе итальянских военно-воздушных сил, Адольф Галланд подружился с британским пилотом Дугласом Бейгером, прилетавшим в Рим на спортивные состязания. Это был пилот от Бога, Галланд многому у него научился. Он был бы рад почаще встречаться с ним на спортивных соревнованиях, однако через год, выполняя сложную фигуру высшего пилотажа, Дуглас Бейгер пустил машину слишком низко над Ридингским аэропортом и задел крылом землю. В облаке пыли и летящих во все стороны обломков, казалось, не могло остаться ничего живого, но Бейгер выжил, правда, лишился обеих ног. Казалось бы, с авиацией покончено, но через год неистовый англичанин уже управлял автомобилем и играл в гольф, а с началом войны министерство разрешило ему сесть за штурвал «Харрикейна». В первом же бою над Бельгией Бейгер завалил «Мессершмит-109». Кстати, в первом бою над Францией Адольф Галланд завалил свой первый «Харрикейн». Герман Геринг (герой Первой мировой войны) заметил талантливого пилота. Адольф Галпанд быстро рос в должности. Дважды он встречался с Дугласом Бейгером над Францией и Англией, но до боя между ними не дошло, хотя они успели обменяться приветствиями в эфире.

Галланд знал, что англичанин пользуется репутацией счастливчика.

Дугласу Бейгеру везло в воздухе до такой степени, что весь полк поверил в его звезду. С командиром на боевые задания рисковали вылетать даже необстрелянные пилоты. Однако в одном из самых ожесточенных воздушных боев над Па-де-Кале британец был подбит. Он выпрыгнул с парашютом, остался жив, но потерял правый протез. В армейском госпитале Галланд не раз навещал попавшего в плен знаменитого пилота. Когда англичанин поднялся на ноги, он устроил ему интересную экскурсию на базу эскадрильи, которой командовал. Англичанин от души похвалил камуфляж базы и признался, что его пилоты уже не раз пытались ее обнаружить. За чаем он спросил Галлан да, нельзя ли ему отправить письмо жене в Англию с просьбой прислать новый протез, сменную форму и курительную трубку взамен потерянной?

Вот здесь и пролег этический водораздел, сказал себе Адольф Галланд.

Письмо лукавого британца отправили, и уже на другой день бесчестные англичане в пух и прах разбомбили базу, сбросив, впрочем, в специальном ящике протез для своего командира.

Воспоминание огорчило Галланда.

Он посмотрел на неподвижных заключенных.

– Вы, наверное, понимаете, Вальтер, что меня интересует вовсе не выносливость недочеловеков, а именно их животное тяготение к преступлению. Рейхсминистр Геринг поставил себе задачей создать в Германии величайший музей, в котором хранилось бы все, что на протяжении многих веков восхищало человечество… – Он увидел, как мелкая испарина покрыла невысокие лбы заключенных № 16142 и № 19030, и спросил: – Как думаете, Вальтер, эти существа обладают душой?

– Это зависит от нашего взгляда на проблему.

– Но вы сами говорили, что они любят мечтать. Означает ли это, что они действительно думают о будущем?

– А думает ли о будущем бык, доедая выданную ему вязанку сена?

– Если и думает, то весьма опосредованно, – согласился Галланд. – Я знаю, что наши противники, отступая, часто поджигают и взрывают самые лучшие здания в своих городах. Мы этому не препятствуем. Ни исторические, ни эстетические соображения на территориях нашего противника не должны играть никакой роли. Вы понимаете?

– Хотите узнать, почему я решил показать вам именно эти экземпляры? – улыбнулся штурмбаннфюрер.

– Вот именно.

Значит, капо все-таки говорил правду, нас с Яковом к чему-то готовили, подумал Семен. Зная немецкий язык, он понимал каждое слово, сказанное штурмбаннфюрером и его гостем, и радовался, что Яков, наоборот, понимает далеко не все. При его эмоциональности Яков, несомненно, выдал бы себя неосторожным движением.

Никогда Семен не ощущал такой беспомощности.

Цусима… Поле под Елизаветградом… Соловки… Ледяной поход «Пижмы»… Красная яранга и мышееды… Если вдуматься, я никогда не жил по-человечески… Даже детство, проведенное в деревне Гнилой Брод, ничем, кроме бледных газовых факелов над замерзшими болотами, не запомнилось… Мы правильно сделали, что убили капо… Он сказал, что сохранил шоколад для нашего побега… Он сказал, что собирался уговорить нас бежать, что он знает тайный выход (тот самый, что мы забросали дровами)… Якобы он несколько раз уже выбирался за пределы форта, но боялся бежать один… А втроем мы справимся, сказал капо Гном… Кажется, он считал, что мы ему поверим… Неужели мы правда так сильно похожи на недочеловеков?..

– Взгляните, – дошел до него ровный голос штурмбаннфюрера. – Я получил этот снимок с восточных территорий. Это бывший советский город Вязьма. – Штурмбаннфюрер с чувством процитирован: – «Это был когда-то советский город. Снимок достоин внимания. Как могильные памятники, торчат на зимнем пейзаже трубы сожженных деревянных домов. Пощаженные огнем массивные каменные стены, словно призраки, возвышаются среди бесконечной дали». Согласитесь, поэтичное описание.

– Несомненно, – ответил Галланд, все еще расстроенный воспоминанием о неблагодарном англичанине.

– А это латки, – улыбнулся штурмбаннфюрер. – Я собрал хорошую коллекцию латок, так мы называем специальные нашивки для евреев. Придет время, Адольф, такие латки станут чрезвычайной редкостью. Видите, белый четырехугольник с желтым кружком, буква «J» в центре?.. А вот синяя нарукавная латка с белой шестиконечной звездой… А вот желтая с черным кружком и со словом «Jude» в центре… А вот латки с шестиконечной звездой, латки красные, четырехугольные, круглые… Я собрал большую коллекцию с бывших территорий России и Польши, Литвы и Латвии, Эстонии и Бельгии, Франции и многих других стран… Впрочем, я понимаю, такая коллекция больше подошла бы рейхсфюреру СС…

Штурмбаннфюрер пальцем поманил Якова и, когда тот подошел поближе, небрежно кивнул одному из офицеров, безмолвно стоявших на входе. Офицер подошел и заученным движением повернул Якова спиной к штурмбаннфюреру и его гостю.

– Сорви с него одежду.

Двумя заученными движениями офицер совал с Якова серую куртку и такую же серую рубашку.

– О, майн Готт… – разочарованно протянул Галланд. От обиды у него дрогнул голос. – Какой превосходный материал и как безнадежно испорчен…

Широкая спина Якова была украшена мастерской татуировкой – рвущимся в небо истребителем, мечтой его юных лет. В компаниях, в которых когда-то вращался Яков, многие мечтали о воздухе, понимая, что это невозможно. Оттого, наверное, мастер (действительно мастер), делавший наколку, изобразил на спине Якова некую идеальную машину. Это не был короткий «Лавочкин», или длинный, как рыба, «Мессершмит-109», или стремительный «Спитфайер», это вообще не был какой-то конкретный самолет. Но это была идеальная машина, увидев которую, Адольф Галланд застонал от желания сесть за ее штурвал.