Джон Скальци - Последняя колония

— Вообще-то нам с тобой здесь совершенно нечего делать, — сказал я.

Коза промолчала, но я не сомневался, что она согласна со мной.

Изначально предполагалось, что в работе деревенского омбудсмена нет ничего сложного: речь шла о том, чтобы в тех случаях, когда у сельских жителей Нового Гоа будут возникать сложности в отношениях с местными или районными властями, они приходили бы ко мне, а я помогал бы им преодолевать бюрократические заслоны и добиваться цели. Фактически это был единственный вид работы, к которой можно было приспособить отставного героя-вояку, во всех иных отношениях совершенно бесполезного для повседневной жизни в крупной сельскохозяйственной колонии: заслуженная в боях слава должна заставить любых, самых больших шишек обратить на него внимание, когда он появляется на пороге.

Сложность оказалась в том, что через несколько месяцев крестьяне из Нового Гоа стали обращаться ко мне с самыми разнообразными нуждами.

— Знаете, мы не хотим лишний раз связываться с чиновниками, — объяснил мне один из жителей, когда я полюбопытствовал, по какой такой причине вдруг оказался человеком, к которому идут за советами, касающимися самых разных областей жизни: от сельскохозяйственного оборудования до сватовства. — До вас добраться куда легче и быстрее.

Рохит Кулкарни, администратор Нового Гоа, чрезвычайно обрадовался такому раскладу, поскольку те дела, с которыми раньше приходилось разбираться ему, теперь решал я. У него сразу прибавилось времени для рыбалки и игры в домино в местной чайной.

По большей части я получал удовольствие от выполнения своих новых и чрезвычайно расширенных обязанностей омбудсмена. Мне нравилось помогать людям, и было приятно, что они прислушиваются к моим советам. С другой стороны, любой гражданский чиновник скажет вам, что среди вверенного его заботам населения имеется пара-тройка смутьянов, съедающих львиную долю его времени и сил. В Новом Гоа эту роль играли братья Ченджелпеты.

Никто не знал, почему они так ненавидят друг друга. Поначалу я думал, что в их вражде виноваты родители, но для Бхаджана и Нирал — кстати, прекрасных людей — взаимоотношения братьев представляли такую же загадку, как и для всех остальных. Случается, что два человека никак не могут ужиться между собой, и, к сожалению, в нашем случае такое несчастье обрушилось на родных братьев.

Положение усугублялось еще и тем, что их фермы располагались по соседству, и потому они не только почти постоянно видели друг друга, но и вынуждены были поддерживать деловые контакты. Однажды, еще в самом начале моей службы здесь, я предложил Афтабу, который казался мне чуть более разумным, подумать о том, чтобы подобрать себе другой участок земли на другом конце деревни, поскольку разъединить его и Ниссима значило бы разом убрать большую часть существующих поводов для вражды.

— Как же! Ему только этого и надо! — ответил мне Афтаб чрезвычайно спокойным, рассудительным тоном.

После этого я оставил все надежды на более или менее разумный разговор о возникающих между ними осложнениях и смирился с тем, что судьбой мне уготованы страдания в виде набегов преисполненных гнева братьев Ченджелпет.

— Ладно! — повысил я голос, перебивая яростные инвективы братьев. — Вот что я об этом думаю. Мне кажется, что совершенно неважно, каким образом залетела эта наша милая подружка, и потому не будем на этом останавливаться. Но ведь вы оба согласны, что это сотворил козел Ниссима.

Оба Ченджелпета закивали, коза по-прежнему хранила скромное молчание.

— Вот и прекрасно. Тогда вам обоим придется вести дело совместно. Афтаб, козленок останется у тебя, и, когда он вырастет, можешь оставить козла себе и, если тебе так захочется, случать его с козами. Но за первые шесть случек вся плата пойдет Ниссиму, а потом твой брат будет получать половину платы за случку.

— Он назло будет первые шесть раз пускать своего козла к козам бесплатно, — возразил Ниссим.

— В таком случае давайте установим, что минимальная ставка за случку, начиная с седьмого раза, будет равна средней от первых шести, — предложил я. — Так что, Ниссим, если он попытается надуть тебя, то в итоге надует сам себя. К тому же у нас здесь маленькая деревня. Люди не станут случать своих коз с козлом Афтаба, если решат, что он завел себе козла только для того, чтобы навредить тебе и помешать зарабатывать на жизнь. Можно обладать полезной вещью, но быть плохим соседом и ощущать на себе все беды от неприязни односельчан.

— А что, если я не хочу вести с ним совместное дело? — вопросил Афтаб.

— Тогда ты можешь продать козленка Ниссиму, — ответил я.

Ниссим открыл было рот, но я не дал ему возразить…

— Да, продать, — повторил я, прежде чем он успел сказать хоть слово. — Отнеси козленка к Мурали и спроси, что он скажет. Такой и будет цена. Мурали не питает особой симпатии ни к тебе, ни к тебе, поэтому цена будет справедливой. Идет?

Ченджелпеты задумались над моими словами, то есть напрягли мозги, пытаясь сообразить, можно ли найти какой-то иной выход, при котором одному из них пришлось бы заметно хуже, чем другому. В конечном счете оба, похоже, решили, что им придется страдать одинаково, а в этой ситуации такой результат был, по-моему, оптимальным. Так что им осталось лишь сдержанно кивнуть.

— Вот и прекрасно, — подытожил я. — А теперь шли бы вы отсюда, пока с моим ковром не приключилась неприятность.

— Моя коза никогда такого не допустит! — возмутился Афтаб.

— Я беспокоюсь вовсе не из-за козы, — ответил я, указывая им на дверь.

Они удалились, так и не поняв, что я имел в виду, и в кабинете тут же появилась Савитри.

— Вы заняли мое кресло, — заявила она.

— Считай, что я тебя обманул. — Я положил ноги на стол. — Раз ты не научилась справляться со сложными делами, значит, ты не готова к высокому посту.

— В таком случае я вернусь к скромной роли вашей секретарши и смиренно сообщу, что, пока вы развлекались с Ченджелпетами, вам звонил констебль.

— Чего же было нужно констеблю?

— Не знаю. Я только успела сказать, что вы заняты. Вы же знаете констебля. Сплошная грубость.

— Суровая справедливость — вот девиз нашего констебля, — изрек я. — Если случилось что-то действительно важное, я рано или поздно об этом узнаю, тогда и буду беспокоиться. А пока что займусь бумагами.

— У вас нет бумаг, — безжалостно констатировала Савитри. — Вы отдаете их мне.

— Ну и как, все готово?

— Пора бы вам усвоить, что готово, — наставительным тоном заметила Савитри.

— В таком случае, думаю, мне можно расслабиться и погреться в лучах собственной славы великого мастера управления.

— Я очень рада, что вы не наблевали в мою корзину для бумаг, — нахально заявила Савитри. — По крайней мере, я сама смогу воспользоваться ею для той же цели.