Константин Кривцун - Опаленный звездами

Из бункера некоторое время не доносилось ни слова, потом знакомый голос проорал чуть менее уверенно:

– Ты, что ли, Гризли?

– Я, конечно! – пробасил солдат.

– Чего вам в южный вход-то не войти?

– Говорят тебе, мать твоя макака, вход закрыт. Охранник с нами. Вот он. Питер зовут, может, знаешь такого? Дверь на том входе только изнутри открывается. Сколько тебе еще объяснять, шакалья рожа?!

– Сломался сканер, – посетовал голос из бункера. – Ваши личные дела не читаются. Откуда я знаю, кто сюда из развалин приперся?

– Да мы это! Свои! Спасали одного чудика!

– Ладно, – неожиданно согласился невидимый охранник. – Подходите сюда, стрелять не буду. Посмотрю сначала, есть ли язвы.

Я кое-как побрел вперед, поддерживаемый под руки Смирновым и тем солдатом, который только что общался с часовым Кевином. Выстрелов не прозвучало, и я немного расслабился.

– Стойте! – Команда раздалась совсем близко. Я поднял голову и увидел охранника в черном респираторе и с автоматом.

Мы послушно остановились. Часовой что-то неразборчиво крикнул внутрь бункера, вероятно прося подстраховать его. Из глубины послышался бодрый ответ. Кевин повел плечами, снял с предохранителя автомат и подошел к нам вплотную.

Первым, конечно, он стал осматривать меня.

Несмотря на то что в глазах у меня стоял туман, а конечности практически не слушались, язв на коже не обнаружилось. Да и сам я чувствовал, что здоров, а чутью своему я привык доверять.

– Что с ним такое, Гризли? – кивая на меня, спросил у высокого солдата часовой.

– Мародеры напали, – пробурчал тот. – Повезло ему, что жив остался! Мы, наверное, спугнули их.

– А что такого-то? – Кевин принялся осматривать остальных. – Обобрали бы, да и все.

– Ты хоть новости слушаешь, укуси тебя джейн? Я тут за прошлые сутки такого понасмотрелся! Столько мрази повылазило, флагшток им в дюзы!

– Ну, слышал я, что тут разные бродят, – надулся часовой. – Так и что с того?

– Маньяки тут еще какие-то завелись, представляешь! Кто бы мог подумать, в нашем городе после эпидемии какие-то маньяки появились! И непонятно кто. Может, сосед твой с катушек съехал, может, родственник. Все же свои были. Все хорошие люди.

– Чуть что – сразу мой родственник! – фыркнул Кевин. – Ты на своих лучшее посмотрел бы. Маньяки… Тьфу!

Часовой подошел к последнему солдату и так же скрупулезно принялся осматривать ту часть его лица, что была видна через прозрачное стекло маски респиратора.

– Пошел ты, шкура позорная! – процедил Гризли. – Они там, мать твою, головы людям вскрывают и мозги высасывают, а ты все шутки шутишь! Я чуть маску не заблевал, когда впервые на такой труп наткнулся.

– Правда, что ли? – посерьезнел Кевин. – Точно у кого-то крыша поехала! Ладно, ребята! Проходите! На первый взгляд вы в норме. Дальнейший осмотр доктор проведет!

Мы двинулись внутрь убежища.

Кевин шел рядом с нами, то и дело приговаривая виноватым голосом:

– Вы уж простите. Я не по своей воле ведь не пропускал – приказ такой. Всех досконально проверять. Малейшее подозрение – сразу стрелять!

– Ничего страшного! – кивнул Смирнов.

Около огромной герметичной двери нас встретил напарник Кевина. Он перекинулся парой слов с дежурным, находящимся по ту сторону затвора, и вскоре стальная створка поползла вверх. Подъемника на этом выходе почему-то не было, и мы стали спускаться по ступеням лестницы. Эхо сопровождало каждый наш шаг.

Внизу, перед внутренней дверью, нас встретил еще один охранник. Он прохаживался по небольшой площадке и выжидающе поглядывал в нашу сторону, пока мы не подошли к нему вплотную.

– Двери слева – это комнаты для обеззараживания. Впрочем, вы и так знаете! Бегом туда!

Всю одежду и оружие мы забросили в стерилизатор. Я разоблачился и встал под душ. Горячие струи, пахнущие хлоркой, принесли облегчение. Руки и ноги стали согреваться и двигаться более-менее нормально. Но зато по телу разлилась волна нестерпимого жжения – восстанавливалась общая чувствительность. Я очень аккуратно промыл рану на голове.

– Скорее заканчивайте мытье! Прибыл медик! – оповестил нас часовой.

За короткое время эпидемии я уже успел запомнить все те средства, которыми медики пытались лечить или диагностировать вирус. Сейчас нас станут колоть сульфатиазолом и маллеином. Первый служит средством профилактики, а второй должен ясно показать, заражены мы или нет. Маллеин вызывает сильную аллергическую реакцию у носителей вируса.

Только вот инкубационный период болезни на несколько часов короче, чем время действия маллеина. Поэтому положительная реакция вполне может проявиться уже после того, как я покроюсь язвами и заболею. Индикатор в такой ситуации попросту теряет смысл.

– Это ты убил Ирку? – негромко спросил Смирнов.

– Да, – кивнул я, натягивая чистую одежду. – Она сама попросила. Я очнулся, когда она вся в язвах была и кровью плевалась.

– Понятно, – вздохнул агент. – Не удержал ты свою девушку от глупости. Правда, она и сама виновата. Ее влечение к тебе было каким-то патологическим. Если не ты, то и жизнь – не жизнь. Чересчур она взбалмошная все-таки… Была, – добавил он после едва заметной паузы.

– Ага, – опустил голову я.

Нас поманила медсестра.

– Как же Ирка заразилась-то? – повернулся ко мне Смирнов, подставляя руку под инъектор.

– Не знаю, – ответил я. – Воздух ведь, говорят, уже более суток как очистился.

– Что-то еще является переносчиком, – подытожил Смирнов.

Я поморщился от укола, потом сестра стала обрабатывать мои болячки.

Кое-какие мысли по поводу переносчика болезни у меня были.

– Я видел в городе крыс. Как долго они могут прожить после заражения?

– Не знаю, – честно ответил Смирнов. – Вполне допускаю, что крысы могут прожить достаточно, чтобы являться разносчиками.

– Так почему они до сих пор не сожжены?! – удивился я, вспоминая, сколько вооруженного народа ходило по городу, когда спасали мэра.

– Хороший вопрос, – мрачно сказал агент и надолго замолчал.

После уколов меня поместили под наблюдение в крохотную камеру. Мои спасители не были в непосредственном контакте с больными и масок на поверхности не снимали, поэтому их изолировать не стали.

Я же теперь сидел наедине с собой в комнате три на три метра. Слава богу, что мне досталась отдельная камера. Сейчас почти все они были заполнены. Малейшее подозрение на вирус – и человека пичкали уколами и помещали сюда. Медики и военные всеми силами старались не допустить проникновения вируса в убежище.

Я растянулся на койке и закрыл глаза. Вдох, выдох. Мерные удары сердца. Все вроде бы как обычно. Вируса в моем организме нет. Я был уверен, что в этом случае почувствовал бы какие-то изменения внутри себя, но ощущал лишь дикую усталость, боль и горечь. К ним мне за долгие годы уже удалось привыкнуть. Хрупкий мир вокруг постоянно норовил сломаться, и я своими неловкими попытками что-то изменить, как-то утвердиться в нем да еще и помочь при этом людям в итоге лишь все разбивал.