Игорь Поль - Несущий свободу

В это мгновение она могла обещать все что угодно.

– Где ты его видела?

– Здесь, в Дендале.

– Что он тебе наболтал?

– Материалы в…

Он стремительно склонился, рванул за платье на груди, зубы Ханны лязгнули. Глаза Арго приблизились.

– Я выпущу тебе кишки, тупая сука, – медленно и внятно произнес он. Никакого лоска не осталось в помине, человек исчез: перед ней мерцали глаза зверя, равнодушные, оценивающие – так смотрит волк за миг до броска. – У меня нет времени на сказки.

– Он дал интервью, – упрямо лгала Ханна. – Рассказал… все. Про то, кем работает. И про вас. Я отдам материалы, если…

Он оттолкнул ее, Ханна упала на спину. Облегчение было написано на его лице.

– Так я и думал. Блеф, – он хрипло рассмеялся. – Знаешь, на чем ты прокололась? У него внутри чип-контролер. Не мог он ничего рассказать. Cдохнет, если скажет лишнее. Так-то, мисс криминальная хроника. Он сказал тебе, что ищет меня, и только. Но даже этого для тебя много.

Он встал и поднял пистолет.

Ханна умоляюще прошептала:

– Я обещаю вам все что хотите. Верьте мне.

Он покачал головой:

– Ты даже не представляешь, во что влезла. В нашем деле проколов не прощают. Юнге в особенности. Нельзя тебе к нему. Никак нельзя.

Даже в этот момент Ханна твердила себе: «Я выберусь. Все это не со мной. Джон не позволит убить меня». Отчаянное желание жить не давало поверить ей, что это конец; солнце в зеленой толще было так близко. Она продолжала надеяться даже тогда, когда его палец надавил на спусковой крючок. Хлопок выстрела был подобен грому. Она не почувствовала боли, свет исчез без звука и мучений.

В детстве у Джона пропал котенок. Погнался за бабочками в саду и сгинул. Три дня Джон рыскал по окрестным улицам, надоедал соседям, с надеждой шел на каждое мяуканье, раздававшееся в ответ на его «кис-кис», изодрал рукава, проверяя дупла на деревьях в парке. До последней минуты надеялся, что Хитрюга заблудился и сидит где-нибудь в подвале, не зная, как выбраться. А после мама повела его в детское кафе и заказала огромную порцию шоколадного торта. Он набивал рот тающим чудом и рассеянно слушал, как мама объясняет ему, что жизнь устроена не слишком справедливо – иногда близкие существа оставляют нас одних. Понимание пришло, когда он доедал второй кусок.

– Где Хитрюга, ма? – спросил он. – Где он?

– Твой отец нашел его. Малыш забрался в подвал и съел отраву для крыс. Он умер, Джонни. Мы не хотели тебе говорить.

Вначале он почувствовал облегчение: больше не надо рыскать по округе, не надо кричать, вызывая гневные взгляды женщин с колясками, не надо заглядывать под каждый куст.

– Выпей еще молочного коктейля, Джонни, – участливо сказала мама.

Он послушно взял запотевший от холода стакан. И тут горе настигло его: он понял, что пушистого комочка, близкого теплого существа, больше нет.

Сейчас произошло то же самое. В голову пришла мысль: нечего было торопиться. Незачем было устраивать представление с миротворцами, противопоставлять себя системе. Ханны больше нет. Он остался один.

Заместитель комиссара негромко распорядился: «Доставьте вещи в Управление и обыщите окрестности», и теперь мял в пальцах сигарету, поглядывал на Джона, не решаясь закурить. Джон смотрел на экран, где вновь и вновь прокручивалась запись осмотра. У него не осталось сомнений: это была косметичка Ханны, он сам выбирал ее в подарок, прихватив в качестве советчицы смешливую мадам из экспертной группы. Там же нашелся ее объемистый бумажник с целой россыпью всяческих разрешений и пропусков. Мокрое удостоверение нашли под сиденьем: Ханна глядела с фотографии, сдерживая улыбку. Все кончено. Некуда спешить. В груди зарождалась боль сильнее той, что он ощутил тогда в кафе, за столиком у аквариума с маленькой морской черепахой. С тех пор боль ассоциировалась у него с запахом молочного коктейля и детской песенкой про непослушную речку, прыгающую по камням. Эту песенку играли тогда на всех углах. И прежде, чем яростная безнадежность захватила его целиком, он решил с холодным удовлетворением: этому дьяволу не уйти от него. Не будет никакого суда. Никакого задержания тоже не будет: он всадит мерзавцу пулю в живот. Если у него есть сообщники – им же хуже: он доберется до них всех. Спешка теперь во вред: чем дольше будет длиться охота, тем лучше – все это время ему не нужно будет думать о будущем.

Заместитель комиссара, наконец, закурил. Проводил глазами струйку дыма, тянущуюся к окну, чтобы раствориться в потоке воздуха от кондиционера. Сказал:

– Военные передали сводку: партизаны активизируются. Наблюдается сосредоточение сил. В окрестных деревнях появилось много молодых мужчин. Как бы не повторилась история с нападением.

– Вы ведь не собираетесь прекратить охоту, капитан? – спросил Джон.

– Пока возможно – нет. Но мэр уже выказал старику свою озабоченность конфронтацией с миротворцами. Насколько у старика хватит выдержки – не поручусь. За вас кто-то попросил сверху, но тут своя кухня, вы же понимаете.

Он порылся в столе, достал наполовину пустую бутылку. Набулькал в чайные чашки жидкости цвета янтаря.

– Вот, вам сейчас не помешает, старина. Не отчаивайтесь: тела-то нет. А раз нет тела, то будем искать живого человека.

Каждый раз Хенрик успевал юркнуть в подворотню прежде, чем полицейская машина выезжала из-за угла. Сводки о перемещении войск и кораблей неслись из раскрытых форточек. Однажды он вышел из проходного двора прямо на военный патруль – двух деревенских парней и молоденького сержанта. Парни в мокрых плащ-палатках тайком курили, спрятавшись от дождя под козырьком крыши, а их сержант, стоя на углу, нервно озирался в поисках начальства. На Хенрика с рукой, небрежно засунутой в карман, они и не взглянули.

Все утро он был на ногах. Незримые часы внутри продолжали отстукивать последние минуты жизни: в его распоряжении осталось чуть меньше суток. Он упорно рыскал по улицам, отворачивая лицо от дождевых струй, и вовсе не собирался сдаваться. Он должен был все время двигаться, переходить от дома к дому, не мог потратить деньги, которые у него еще оставались, чтобы купить себе поесть: город был слишком мал, продавец мог запомнить чужака и сообщить в полицию. Бутерброды с сыром, найденные вчера в машине, были его единственной едой за последние два дня, под утро он проглотил их и запил дождевой водой, набирая ее в сложенные ладони. Ему не у кого было вызнать нужные сведения, чтобы сузить район поиска: дождь опустошил улицы, загнал мальчишек и попрошаек под крыши. Но в остальном непогода была ему на руку – вид человека, перебегающего под ливнем от укрытия к укрытию и прикрывающего лицо, не мог привлечь внимания: редкие прохожие вокруг передвигались так же. Приученный использовать в своих целях любые подручные средства, он выпустил перед собой пару найденных в машине автоматических камер. Устройства сильно уступали «стрекозе» и плохо работали под дождем, но все же, худо-бедно порхая под крышами, передавали размытую картинку на маленький электронный планшет. Методично проходя одну улицу за другой, он уже отыскал во дворах два красных автомобиля – оба не той марки. К полудню он устал как собака и остановился перевести дух под раскидистым деревом. Пелена дождя отделяла его от любопытных взглядов, на фоне серого ствола его промокшая рубаха была неразличимой.