Игорь Поль - Знакомьтесь – Юджин Уэллс, Капитан

Рибейру догоняет сутулящегося подметальщика тротуаров. Останавливает. Тот покорно выслушивает гневный выговор. Демонстрирует свой нагрудный знак, чтобы недовольный горожанин мог записать его номер для составления жалобы. Нет, сэр, я сделал это не намеренно. Простите, сэр, глупая машина все подбирает и превращает в пыль. Я не заметил, что это был ваш бумажник, сэр. Прошу вас, сэр, не нужно подавать жалобу. У меня дети, сэр. У меня есть десять кредитов, сэр. Если вас устроит такая скромная компенсация… Конечно, сэр, я провожу вас к своему начальнику.

И они исчезают в подземном переходе. Уборщик покорно плетется за разгневанным господином. Через десять минут Рибейру возвращается. Комбинезон с чужого плеча немного великоват. Но это мелочи. Кто обратит внимания на недотепу-уборщика в мешковатой униформе? Он усмехается. Как приятно чувствовать, что ты не растерял свои навыки за два года безделья.

Что у нас дальше по плану? Хозяйственный магазин, куда можно войти в этой одежде. Отдел бытовой химии. В голове мелькает список необходимых ингредиентов. Рибейру подхватывает тележку мусороуборочной машины и быстро переходит дорогу, вызывая недовольные взгляды солидной публики.

Если бы его спросили, зачем он все это делает, он бы не ответил. Он вдруг понял, что должен это сделать, и сделать немедленно. Рибейру Сантуш – старый служака. Мастер импровизаций и инсценировок. Он привык выполнять приказы. Откуда бы они не исходили. Рибейру Сантуш готовится показать, на что он способен. В последний раз.

Мы мчимся по улицам оживленного города. Одна машина с охраной впереди. И наш лимузин, размером с мой бывший самолет, никак не меньше, за ней следом. Дома по сторонам так и мелькают. То высоченные, до облаков. То низкие, из цветного кирпича, среди правильных квадратов парковой зелени. Вокруг цветы. Море цветов. И тротуары блестят, как если бы их пять минут назад щетками драили. И местное солнышко яркими искрами отражается от окон. Красивый город Миттен. Пускай и не столица. Но все равно – из окна машины тут все такое чистенькое, правильное, красочное. Как на рисунках в книжках для детей. И еще меня поразили их мосты. То есть, самих мостов и не видно. Просто летишь по скоростной магистрали, машина кружится по развязкам, перепрыгивая с уровня на уровень, проскакивает мимо висячих садов и огромных рекламных женщин, что с томными улыбками раздеваются и одеваются прямо в прозрачном воздухе между домами. А потом – раз! – и под тобой пропасть. Крыши небоскребов с голубыми бассейнами на них внизу проплывают. И птицы недоуменно таращат на лету глупые круглые глаза. А мотор шелестит, как ни в чем ни бывало. И колеса крутятся. Силовой мост. Только желтый пунктир разделительной полосы в воздухе светится. В первый раз, когда мы на такой мост въехали, я невольно за спинку сиденья ухватился. Под смех Мишель. Со страху решил, что падаем. Тогда мне неловко стало, и я взял себя в руки и снова стал в окно глядеть.

– Круто, чувак? – восхищенно спрашивает меня Триста двадцатый. Нахватался словечек.

– Да, красиво, – соглашаюсь я.

Так, болтая сам с собой и изредка переглядываясь с Мишель, я и доезжаю до места, которое Мишель назвала «Шератон». Как выяснилось, это такая большая гостиница.

Люди вокруг нас все чисто одетые. И нарядные. Так что в своем комбинезоне я выгляжу, словно пугало какое. И все куда-то спешат. Входят и выходят из стеклянных домов через большие радужные силовые пленки. Тут у них, что ни шаг, то изыск какой-нибудь. Каждый старается выделиться из толпы. Даже домб. Куда там унылому имперскому Плиму до этого разноцветья. И я решаю про себя, что Зеленый Шар – очень богатая планета. И благополучная. Ведь вокруг ни одного грустного лица. И Мишель мне тихо так говорит:

– Делай вид, что ты тут главнее всех. Излучай уверенность. Изображай, что тебе плевать на то, как ты выглядишь, и что по этому поводу думают все вокруг.

Я кивнул. И начал изображать. И излучать. Поди пойми, как это правильно делается? Иду себе важно, позволяя Мишель меня за локоть придерживать. И стараюсь смотреть не на людей, а сквозь них. Якобы их тут нет вовсе. Это нетрудно оказалось. От этих разряженных кукол исходит только три чувства – любопытство, озабоченность и скука. И как только мы из машины вышли, на нас сразу оглядываться начали. Дорогу освобождать. Наверное, это я немного переигрывал. Настолько в роль вошел, что когда нам навстречу попался скучающий самодовольный коп, я так на него зыркнул, что он сразу живот подобрал и честь мне отдал. А я ему только кивнул милостиво.

– Молодчина, – шепчет мне Мишель.

И я смущенно улыбаюсь ей в ответ.

Важный мужчина в какой-то яркой форме с галунами и блестящими пуговицами, выступает нам навстречу через радужную пленку входа. Замирает сбоку, почтительно склонив голову. Первый из телохранителей исчезает в холле отеля.

– Обнаружены недружественные намерения. Объект на девять часов. Дистанция пять метров, – сообщает мне Триста двадцатый.

– Что? Какие намерения?

– Объект настроен агрессивно. Намеревается совершить недружественные действия.

Я осторожно поворачиваю голову. Смотрю влево. Среди пестро одетой публики по тротуару вдоль стены пробирается темнокожий человек с иссиня-черными волосами. Быстро катит перед собой моргающий желтым маячком аппарат для мойки тротуаров. На нем темный комбинезон уличного уборщика, явно больше нужного размера. Мужчина все ближе. Через пару секунд он подойдет вплотную. Теперь я ясно чувствую его состояние. Уверенность, спокойное ожидание чего-то, страх и возбуждение перемешаны в нем в гремучий коктейль. Мозг его пуст. Он действует, не думая. Так бывает, когда человек уже все решил и отрешился от жизни. Он уже бросился вниз и ничто не может замедлить его падения в бездну. Он, как и все работающие тут, не поднимает глаз от дороги. Но то и дело бросает по сторонам быстрые оценивающие взгляды.

– Этот, с тележкой? – уточняю я.

– Подтверждение. Обнаружено взрывное устройство. Устройство классифицировано как осколочный фугас.

На мгновенье наши взгляды встречаются. Уборщик замирает на месте, отпустив свой жужжащий аппарат. Поднявшиеся возмущенные возгласы из толпы больше не волнуют его. Довольная улыбка трогает его губы. Я вижу, как медленно обнажается ряд белоснежных зубов. Как прорезается вертикальная морщинка над переносицей. Он выпрямляется. Расправляет плечи. Он больше не похож на иммигранта-чернорабочего, этот сильный поджарый мужчина. Мы смотрим друг другу в глаза, не отрываясь. Секунду. Другую. Целую вечность. Как в замедленной съемке я вижу глубокий вдох – человек набирает воздух. И я точно знаю, что это его последний вдох. Тележка медленно катится к нам, заставляя недовольных обывателей шарахаться в стороны.