Вадим Еловенко - Владыка Ивери

В обед нас подняли, как мы и просили. И сразу накрыли на стол.

Никогда не мог есть спросонья. Кусок в горло не лез, но я себя заставлял. Кто знает, когда еще поедим? Игорь в последний момент сказал:

– Я еще раз все обдумал. Ночью. Это неоправданный риск. Я не хочу из-за одного влюбленного дурака терять свободу и жизнь. Не пойми меня превратно, Вить. Ну, глупо это.

Я кивнул. Потом положил ему руку на плечо и сказал:

– О’кей. Давай так сделаем. Сейчас я полечу по своим делам, а ты пока подумаешь над другим вариантом решения проблемы. Хорошо?

– Нет другого варианта, – убежденно сказал Игорь. – Я уже всю ночь думал. Давай отвезем его адмиральше – пусть подавится, раз такая кровожадная.

– А ты все-таки подумай, – настаивал я, сильнее сжимая ему плечо.

Глядевшая на нас Ролли понимала, что что-то происходит, и беспокойно поглядывала на нас со своего места за столом. Я ей подмигнул и сказал Игорю:

– Возьми жену и езжайте в горы прогуляйтесь. Вы черт-те сколько вместе нигде не появлялись. Посетите Рол. Встретьтесь с ремесленниками. И пока катаетесь, подумай, Игорь. А у меня дела. Извини.

Я отпустил его плечо и пошел к себе в комнату. Там я вытащил из сундука свой костюм, который заказал еще в тюрьме на Земле. Помнится, Ивери уже присвоили статус графства, а я уже стал графом, и геральдический совет утвердил ее цвета, герб и прочие атрибуты. Девиз сначала не хотели пропускать, но потом плюнули и разрешили. Теперь под изображением герба или на щите всегда писалось: «Demon est Deus inversus!» Распаковав костюм, я стал медленно в него облачаться. Строгий черный фасон, и лишь на рукавах были серебряной нитью вышиты буквы Ивери – IR – в плетеном орнаменте. Туфли, которые тогда были впору, теперь казались мучительно узкими. Растоптался я, как тогда подумал. Наконец я осмотрел себя в зеркале. Именно в этом костюме я был на заключительном собрании трибунала. Именно в нем я прыгал в Амазонку. Именно в нем Матка, сжигая саму себя, потащила меня прыжком к Ивери, удивляя землян тем, чего они раньше о своих врагах и не знали. Ну, спрашивается, кто бы в трезвом уме и здравой памяти стал воевать с противником, обладающим пусть и затруднительным для него и опасным, но практически мгновенным перемещением? Тогда-то и начал остывать накал страстей вокруг поражения Земли. Скажите спасибо, что как вид оставили существовать.

Я критично осмотрел себя. Ну, граф как граф… граф с проседью. Это когда у меня седые волосины появились? И почему мне не доложили? Ну ладно, я просто внимания не обращал, но ведь могли бы и сказать…

Такой вот весь – сама скромность – я вышел из своих апартаментов и нос к носу столкнулся с Ролли и ее охраной. Охрана, как я отметил, была вооружена до зубов.

– Ты куда? – спросила с ходу Ролли.

Я, оглядывая ее и указывая на охранников, сказал:

– Милая, сейчас не самое удачное время для переворота.

Она поняла мой юмор и приказала охране покинуть нас.

– Ты куда? – повторила она вопрос.

– По делам, – сказал я, совершенно не желая вдаваться в подробности.

– А точнее?

– Ролли, тебя это не касается. Это даже твоего мужа не касается. – Видя, что она не даст мне пройти, я ляпнул: – Я на свидание еду, понятно? Видишь, вот приоделся.

– С кем? – не унималась Ролли.

Я усмехнулся:

– С женщиной, конечно! А ты, с кем, подумала?

– Я тебе не верю, – заявила она, прижимая меня к двери и смотря мне в глаза.

Я стал серьезным:

– Ты думай, как ты себя ведешь. Девочка. У тебя хороший муж, но и он не долго думая сломает хребет тому, к кому так его жена прижимается. Извини, если обидел. Мне надо идти…

Оставляя ее за спиной и спускаясь по лестнице, я думал, что за Ролли я бы тоже хребет переломал. Господи, какие мы идиоты… На душе было паршиво до невозможности. Проблемы Алекса становились мне ближе и понятнее.

Разрешение на посадку дали не сразу. Я болтался в зоне поражения ракетной артиллерии базы и думал, отчего они тянут. Весь путь я вел капсулу в очках-«визорах». Не спеша пролетал я над селениями и городами. Реками и озерами. Над холмами и равнинами. Вот и сейчас, ожидая разрешения, я рассматривал лес под собой. Появившееся передо мной лицо адмирала меня, не скрою, напугало внезапностью.

– Здравствуйте, Виктор. Зачем пожаловали? Я вроде вас не вызывала.

Я оправился и сообщил:

– У меня к вам личный разговор, адмирал.

Она с сарказмом заметила:

– То-то я думаю, что не узнаю вас. А вы, оказывается, по личному делу… У вас сегодня праздник? Я раньше вас столь элегантным не видела.

Я, начиная злиться, проговорил:

– Да, у меня сегодня праздник. Возможно, последний. А потому, госпожа адмирал, дайте приказ, чтобы разрешили посадку. Под прицелами ваших ПВО мне несколько неудобно вести личную беседу.

Улыбнувшись, она исчезла, и скоро капсула поймала «приглашение». Уже не задерживаясь и не тормозя, я потянул корабль к океану.

Оставив капсулу на указанной мне диспетчером площадке на песке, я вышел и с наслаждением вдохнул свежий морской воздух. Мне всегда с трудом давались описания вкуса, запаха, цвета. Я иногда жалел о том, что ленился, когда гувернер обучал меня рисованию. Я еще мог изобразить что-то на бумаге, но так и не научился, как моя сестра, подмечать в обычных цветах невероятные оттенки. Иногда на меня находило, конечно, и я различал, что в голубоватой дымке горизонта можно заметить зеленоватые оттенки или даже белые мазки. Но только иногда. В остальное время мне хватало однозначных цветов. Разве что, работая на спектроскопе, я старался проявлять те навыки, что привил мне в далеком детстве гувернер.

С запахами было у меня еще сложнее. Я еще мог с трудом отличить условно «сладкий» или «кисловатый» запах… Но я абсолютно не понимал, как запах может быть «теплым» или «холодным». С усмешкой я вспоминал, как на резкий аромат цветника я однозначно ругался, называя его вонью. Для меня все сильные запахи казались тогда вонью. Мама за голову хваталась от моего неумения чувствовать прекрасное, утонченное.

А уж насчет вкуса чего-либо… Нет, я не об эстетике говорю. С эстетическим вкусом у меня, слава богу, все не так запущено. Любой пилот, да и просто тот, кто много времени проводит в космосе, должен отвыкнуть от вкуса настоящей пищи. Должен позабыть наслаждение от хорошо приготовленных блюд. Основное питание в космосе – это концентраты. И хотя химики-пищевики придавали концентратам по возможности какие-то более приятные вкусовые качества, большинство питательных смесей были практически одинаковы в своей основе. Главное преимущество, которым должен обладать продукт в космосе, – это не вид и не цвет, а питательность и безопасность при длительном хранении. А еще желательно – возможность его производства на борту. Неважно – с помощью синтеза или переработки биологических отходов.