Борис Долинго - Игры третьего рода

Он широким жестом обвёл чудо-кухню.

– Какому Паниковскому? – удивился Исмагилов.

– В смысле Альтшуллеру. Да это я так. – Пётр сообразил, что шутка не вполне тактична, – не обращай внимания.

– Предлагаю ещё раз выпить за память Семёна Ефимовича, за его героизм, – серьёзно сказал Гончаров и встал. – Если бы не он, мы сейчас действительно уже нигде не ползали.

– Да-а… – пробормотал Фёдор, занюхивая водку кусочком «огуречного лимона», – просто героем старик себя показал. Я от еврея такого не ожидал…

Домашников покосился на него:

– Федя, да ты антисемит, что ли?!

– Да не, почему антисемит? Я сам татарин наполовину, дело-то не в этом…

Пётр пьяновато хихикнул и выставил большой палец:

– Классно сказал: я не антисемит, потому что сам татарин!

– Я не сказал «потому что», – поправил Исмагилов.

– А всё-таки, вот почему ты так сказал, Федя? – Гончаров прищурился, выпуская клуб сигарного дыма. – Ну, типа, что от еврея ты не ожидал героического поступка?… Нет, я совершенно серьёзно, без подначки. Я вот сам не был, но знал военных, которые бывали на Ближнем Востоке. Все в один голос говорят, что евреи воевать умеют. Я бы хотел знать, кто бы ещё так держался, как они в Израиле, когда кругом враги? Так что нация вполне героическая. Конечно, если помните, перед Катастрофой было навалом разного жулья вроде Березовского, Абрамовича, Ходорковского и так далее, но я и русских проходимцев в жизни насмотрелся, которые спокойно и свою родную маму продадут! Русскую маму, заметьте! И, вообще, на свете по большому счёту две национальности – хорошие люди и плохие люди. Другое дело, что, как показывает практика, в разных нациях это процентное соотношение разное, типа того.

– Кстати, – вставил Домашников, слушавший длинную тираду майора, задумчиво подперев кулаком щёку, – интересно бы узнать, как Ходорковский пережил Катастрофу? Где он там сидел, в какой тюрьме? Или Абрамович – что там с «Челси»?

– Ты только им ничего не рассказывай, если вдруг встретишь, – пьяно хихикнул Фёдор. – А то они всю технику этих, как их, тарлан, к рукам приберут.

– Но ведь того же Ходорковского всё равно посадили, кстати, – заметил Гончаров и махнул рукой: – Ладно, всё это уже дело прошлое. Что вести пустые и беспредметные разговоры и разборки? Нам просто надо помнить, что мы все земляне.

– Да мы же никаких разборок не ведём, командир! – удивился Фёдор. – Так просто – шутим!

– Так просто, так просто… – повторил Александр, у которого уже изрядно шумело в голове. – Кстати, если по делу. Вот покойный Семён Ефимович незадолго до смерти спросил: мол, не кажется ли мне, что нас используют?

– Он что-то конкретно имел в виду? – заинтересовался Пётр, хлопая ресницами.

– Вряд ли. Он просто высказал мысль, что мы, возможно, пешки в какой-то чужой игре и влезаем в ненужные людям, в смысле землянам, разборки.

– Молодец старик! – уважительно-осоловело кивнул Домашников. – А что, вполне такое может быть.

– Вот я и думаю: как бы нам аккуратно нажать на Аввана, чтобы рассказал всё как есть? Хватать и пытать его я, конечно, не предлагаю, и даже уверен, что в сложившейся обстановке это не есть правильно. Но проснётся – давай потребуем! Действительно, что-то не всё вяжется с теми россказнями, которые он нам втюхал сначала.

Пётр вдруг хлопнул себя по лбу, покрутил пальцем у виска и начал показывать на свои губы и уши. Гончаров кивнул, что понимает, но вслух сказал:

– А плевал я на записывающую аппаратуру и тому подобные штучки. Я заговоров устраивать не собираюсь. Если он нам доверяет настолько, что оставляет тут с оружием…

– Ребята, знаете, я бы ноги уже вытянул, если честно. – Исмагилов протяжно зевнул: он сильнее всех вымотался, постоянно сидя за рулём, и сейчас, выпив и плотно поев, совсем разомлел.

– Да и мы не против, – кивнул майор. – Давайте, топайте спать, я подежурю, а через два часа подниму тебя, Петя, как обычно.

– А зачем дежурить?! – удивился Пётр. – Авван же сказал, что включил систему защиты дома, а кроме того, он объяснил мне, как опускать купол. Давайте закроемся и все спокойно поспим. Есть шанс нормально выспаться – надо выспаться!

Александр с сомнением покачал головой, но усталость и выпитое давали себя знать.

– Ладно, опускай купол! – согласился он. – Точно, надо поспать.

Гончаров упал на бирюзового цвета бельё и уснул моментально. Правда, полностью отключиться ему не удалось – он плавал в каких-то беспорядочных и бессвязных видениях, которым, казалось, не будет конца и края.

Серые равнины первой планеты, где они встретили судно «Пятачка», переходили в плантации «азалий», откуда выступали маршем шеренги амазонок. Предводительница отряда неожиданно оказалась его женой Надей, а на высоком холме, невесть откуда взявшемся среди ровных посадок, почему-то восседал на белом коне в чапаевской бурке Алёшка и трубил в горн, на котором болталась кумачовая тряпка.

Из болота у подножия холма вдруг выдвинулись какие-то полосатые в бородавках щупальца и поползли наверх к мальчику и лошади. Александр закричал и начал стрелять из очутившегося у него в руках деструктора, рубя в куски поганых тварей. Среди щупальцев вдруг мелькнул Семён Ефимович и, случайно попав под удар энергетического пучка, разлетелся в прах.

Гончаров чуть не заплакал – ему было жалко так глупо погибшего под его же выстрелами Семёна Ефимовича, но потом, увидев чёрную бородатую голову, валявшуюся на песке, понял, что это совсем не Альтшуллер, а президент Аканде, и от сердца отлегло.

Майор хотел бежать на холм, но Алёшка оттуда уже исчез, да и отряд амазонок с Надей во главе куда-то скрылся. Тем не менее Гончаров, отчаянно перебирая руками и ногами, взобрался по крутому склону и увидел, что белый конь с мальчиком огромными прыжками удаляется к близкому горизонту, над которым возвышалась стена технополиса. Наперерез тоже верхом, но на свинотигре, скакал какой-то человек в шлеме с тёмным забралом. В небе бушевала гроза, мерцали красно-синие молнии, придававшие пейзажу дёргающийся и зловещий вид. Громада технополиса вдруг поголубела и превратилась в Барьер.

– Алёшка, стой! – закричал Гончаров. – Стой! Туда нельзя!

И побежал вслед за сыном, но конь и мальчик нырнули в голубую преграду, растворившись в ней без остатка, а за ними последовал свинотигр.

Александр продолжал бежать что было сил, и сначала казалось, что до Барьера очень далеко. Но неожиданно эта стена резко приблизилась, Гончаров с разбегу, не успев затормозить, врезался в дымчато-голубую твердь, оказавшуюся на поверку простым туманом, и полетел сквозь облака куда-то вниз, в пропасть.

Падение перешло в плавный спуск, а туман сменился залом дворца с мраморными колоннами и лежанкой, на которой под Гончаровым распласталась Олара. Сообразив, что он совокупляется с амазонкой, майор поднял голову и только сейчас заметил, что вокруг, словно зрители в театре, в креслах расселись его друзья, и даже вполне живой Альтшуллер, философски кивавший кудлатой седой головой. Но самым неприятным было то, что тут же находилась Надя, спокойно взиравшая на непристойный процесс.