Борис Долинго - Игры третьего рода

Домашников установил датчик на опору Арки, но лампочка индикатора работы Перехода молчала, да и на ощупь никакой вибрации не ощущалось. Поэтому приняли решение караулить момент включения. Поскольку никто пока не знал продолжительность здешней ночи, условились дежурить по два часа, а дальше – как получится.

Радиационный фон в данной местности держался на том же уровне, что и днём, но заметно похолодало – термометр показывал уже минус шесть, и чтобы не мёрзнуть в стальной коробке, оставили работать двигатели БТР на малых оборотах.

Разыграли дежурство по два часа – выпало заступать Исмагилову, потом Гончарову, а Петру досталась третья очередь. Семёна Ефимовича, несмотря на его протесты, не включили в список, приказав отдыхать.

Однако сон ни к кому не шёл. Уже заканчивалось дежурство Фёдора, а люди всё сидели и обсуждали первый день, проведённый в чужом мире, встреченного инопланетянина, который остался умирать на своём судне, и планы возможных будущих экспедиций. Арка всё не включалась, а ночь явно не заканчивалась, и в конце концов майор всё-таки погнал всех спать.

Спали спокойно, но миновала очередь Петра, начался новый цикл дежурства, ночь продолжалась, а Переход не открывался.

Кутаясь в одеяло, Пётр вдруг вспомнил жену и дочку. Вот, у майора есть шанс добраться до своих, слабый, но есть, а у него, Петра Домашникова, такого шанса уже нет. «Но я, чёрт побери, постараюсь добраться до тех, кто порезал на куски Землю, – подумал он, засыпая. – До тех, кто, фактически умертвил мою семью и ещё многих и многих людей… Да и за Пятачка тоже стоит поквитаться – мужественный парень, ничего не скажешь, хоть и похож на свинью. И майор явно тоже настроен не одними изысканиями заниматься…»

Ему снилось серое море, по которому он каким-то образом бежал с автоматом в руках, пытаясь догнать летевшую низко над водой «тарелку», очень похожую на те, что любили изображать в фантастических фильмах. Из кабины высовывалась свиная рожа с тигриными клыками и стреляла в Петра шаровыми молниями, которые с электрическим треском взрывались вокруг, местами поджигая серую воду.

Потом море вдруг потемнело и сделалось сушей – ночной, холмистой равниной, над которой, закрывая полнеба, вставал завалившийся набок серп оранжевой луны. Домашников остановился, не понимая, как же он упустил «тарелку» с гнусным свинотигром – ведь именно эта тварь виновата в бедах, постигших все без исключения миры. Свинотигры и поделили миры на Зоны, а всех – и расу людей, и расу «пятачков», и даже расу тех, кто владел чёрными машинами, превратили в этих Зонах в настоящих зэков. Эти инопланетные обезьяны просто прикидывались глупыми, вот Пятачок – он так и не понял, что свинотигр на самом деле виноват во всём, и наивно полагал, что это просто его свиноподобные родичи. Более того, даже сам майор Гончаров на такое купился.

Но теперь люди знают, как проникать за Барьеры, они разберутся со свинотиграми и за всё отомстят!

Неожиданно Домашников сообразил, что опрокинутый гигантский серп – никакая не луна, а Арка, в которую он должен войти. Рядом с Аркой стояли две фигуры в развевающихся на ветру платьицах и махали ему руками. Присмотревшись, Пётр узнал Оленьку и Валентину.

Из тёмного зева Арки вдруг потянуло ледяным воздухом, а почва под ногами закачалась, и раздался рык спрятавшегося недалеко свинотигра. Кто-то закричал за спиной: «Пора! Время!»

Домашников резко обернулся, скользя куда-то и инстинктивно пытаясь сохранить равновесие…

Пётр резко сел – его тряс за плечо майор, а из открытого люка вместе с холодом лился свет серого утра. Мерно фырчали двигатели, и сонный Исмагилов уже сидел на месте водителя, готовый тронуть машину с места. Накануне БТР поставили так, чтобы не терять ни секунды, и нос упирался почти в плоскость Арки. Поскольку теперь возвращались домой, то бронещитки на лобовые стёкла не опускали, и видимость была хорошая. На местном востоке готовилось вот-вот подняться солнце, начинался ещё один день Серого Мира, а лампочка на приборе, подключённом сейчас к бортовой сети БТР, мигала, указывая на работу Перехода.

– Давайте, парни, побыстрее, – приговаривал Гончаров. – Заработали Ворота.

Домашников тряхнул головой, словно пытаясь сбросить остатки сна. Ему вдруг стало грустно: дочь и жена стояли так близко и они были живые. «Вот же чёрт, – подумал он, – давно мне никто не снился. А тут – на тебе!»

– Сон тяжёлый, Петя? – догадался Гончаров, словно прочитав мысли на лице Домашникова.

Ни слова не говоря, Пётр кивнул и несколько раз поморгал почему-то ставшими влажными глазами. Впрочем, они слезились и просто со сна.

Майор смотал кабель с датчиком, забрался внутрь, и Фёдор, включив передачу, въехал в пространство между двумя опорами.

Выведя БТР почти на середину его длины в Арку, Фёдор положил руку на центр рулевого колеса, чтобы громким звуковым сигналом возвестить о благополучном возвращении экспедиции.

Свет за стеклом мигнул, сопровождаясь звуком лопнувшей струны и давлением на уши, наступила темнота. Ещё несколько секунд БТР двигался, а потом Исмагилов нажал педаль тормоза сильнее, чем нужно, и всех бросило вперёд.

Это не мог быть их Бург – там окрестности Арок освещались по ночам, да и просто светили в отдалении огни в самом городе.

Там, где они очутились, царила угольно-чёрная ночь.

Всё произошло настолько неожиданно, что несколько секунд никто не проронил ни звука. Гончаров напряжённо всматривался в черноту стекла, словно пытался увидеть во мраке ответ на вопрос, где они очутились. Наконец он махнул рукой Фёдору:

– Выключи, выключи подсветку и двигатели заглуши!

Слабый свет нескольких лампочек на щитке приборов разгонял полный мрак, воцарившийся в кабине, но одновременно мешал увидеть хоть что-то снаружи.

Исмагилов выполнил приказ командира, в кабине сделалось тихо и темно. В тишине снаружи стали слышны звуки – потрескивание, попискивание, скрежетание и хлюпанье. Иногда раздавались какие-то шумные уханья, словно вздохи или надувание больших мехов.

И ночь снаружи не оставалась совершенно чёрной. Когда глаза людей начали привыкать к темноте, за лобовыми стёклами стало проступать слабое, на грани возможностей человеческого глаза, переливчатое свечение. Оно исходило отовсюду, но было сильно неравномерным – казалось, что, словно высокие узкие колонны, его перерезают какие-то вертикальные тени.

– Может, фары включить? – спросил Домашников.

Исмагилов с сомнением засопел:

– А может, не стоит, чтобы внимание не привлекать? Что-то мне не нравится это. Подождём до рассвета, а, товарищ командир, или дать задний ход?