Карл Шрёдер - Солнце Солнц

— Что мы делаем? — требовательно спросил парень с «Невидимой Руки». — А кто будет драться?

Боцман покачал головой.

— Приказ адмирала. Другие отвлекут их, пока мы сбегаем за кладом. Не волнуйтесь. У него все спланировано.

— Он играет нашими жизнями, — пробормотал кто-то.

— Здесь и сейчас, — ответил боцман, — убивает осторожность.

Грохотало еще долго, но сполохи боя быстро растворились в темноте, а потом корабль снова обступила безжалостная тишина Л иста Хора, только теперь стало — если такое возможно — еще хуже, потому что «Ладья» едва двигалась.

Штурман и рулевой сидели, прижавшись носами к иллюминаторам и всматриваясь в темноту. Их ошибки отмечали отдельные удары по корпусу и сухой треск ломающихся веток. Когда это случалось, судно вздрагивало и замедляло ход, а аварийная бригада носилась в поисках лопнувших швов, трещин или пробоин — всего того, что могло бы впустить ядовитое соединение, заменявшее здесь воздух. Прошло целых два часа, прежде чем адмирал разрешил зажечь фары.

К тому времени Хайден уже не сомневался, что они заблудились.

У Чейсона Фаннинга возникло неприятное ощущение, что он слишком давно и слишком хорошо знаком с затылком Гридда. Старик приклеился глазом к перископу и не шевелился уже десять минут — Чейсон подозревал, что картограф заснул.

Да, он прятался здесь. Это надо признать. Он просто не выдержал бы сейчас на мостике. Натянутые нервы лопнули бы от напряжения. В конце концов вся миссия — и, возможно, будущее самого Слипстрима — зависела от событий завтрашнего дня. Нет, дело было не в опасности и не в страхе. Он уже провел несколько боев, чтобы добраться сюда, и ни один не подействовал на него так, как это бесконечное ожидание. Покоя не давала перспектива оказаться в дураках. Никакого пиратского сокровища по всей вероятности не было; сама фраза звучала оксюмороном, поскольку пираты, как всем известно, были изгоями, беднейшими из бедных.

Если бы оказалось, что он обманул доверие своих людей, соблазнив их пролететь полмира ради того, чего никогда не существовало, то Чейсон охотно вышел бы из ангара «Ладьи» без газового шлема, и Лист Хора стал бы его могилой. Или предоставил бы обманутым и соблазненным решать его судьбу. В данный момент оба варианта были одинаково хороши.

— Есть! — ожил в конце концов Гридд. Больше он не сказал ничего, пока Чейсон не положил руку на его плечо.

— Что? Что вы видите?

— Город, — прошептал старик. — Мертвый. Как забытая легенда. Отсюда начинается карта вашей жены. Отсюда я могу найти путь.

Чейсон подошел к иллюминатору. Там, за стеклом, в течение многих часов, пока «Ладья» искала ориентиры в центральной полости Листа Хора, была лишь бесконечная, безжалостная чернота. Когда-то это пространство освещал и два солнца, но теперь оно сжалось до пятнадцати миль в поперечине. Города, фермы и дворцы парили в мерцающем воздухе. Постоянно стелющийся дым поглощал любой попадающий сюда свет.

Он нетерпеливо подался к переговорной трубе.

— Мне нужны осветительные ракеты во всех шести направлениях. Вакуумные, белые. — В ожидании исполнения приказа он стоял у иллюминатора, нетерпеливо постукивая пальцами по стеклу. И вот огни вспыхнули.

Из замороженных клубов дыма и убитого воздуха проступало призрачное видение: белый, как кость, город с арками и изгибами, впечатанный в тени совершенной черноты.

Это был Карлинт, некогда второй по величине город Листа Хора. Рассматривая его, Чейсон понял, что видит перед собой одно из легендарных архитектурных чудес княжеств Кандеса.

Шесть городских колес окружали седьмое, как лепестки цветка. Обода их касались друг друга, а за ними, намекая на некое соединение, виднелись сложные монтажные леса.

Когда они поворачивались, то поворачивались синхронно. Сойдя с одного колеса, можно было ступить на обод другого — и никаких канатных дорог.

Каждое городское колесо было в два раза больше любого колеса Раша. Их заполняли особняки и минареты, а в окружающей темноте еще висели невесомые здания. Но все это выглядело нереальным, как детская игрушка из кости, потому что в этой стене отсутствовал цвет. Все было одинаково белое, безжизненное.

— Это пепел, сэр, — прошипел Гридд, глядя в свой перископ. — Совсем мелкий. Мельче дыма. Похож на краску, когда садится. Здесь им все покрыто.

Саван, подумал Чейсон.

— Но путь я вижу, — продолжал картограф, держа в руке длинную, похожую на ветвь карту, которую Венера взяла на туристической станции. — Я могу вывести нас отсюда.

Узел в животе Чейсона начал ослабевать. «Ладья» тихо скользила мимо давно остановившихся городских колес. Ракеты стали уже гаснуть, когда Чейсон заметил бесцветные пятна на неподвижных структурах — места, откуда что-то сняли, где взломали двери и выбили окна. Кто-то приходил сюда, чтобы обобрать мертвый город, но кто бы это ни был, он не задерживался здесь долго.

Кто спугнул мародеров? Призраки? Заблудившиеся в темноте звуки? Едва уловимое движение на улицах, когда-то заполненных людьми? Или всего лишь тишина, беспощадная и гнетущая, заставившая чужаков говорить шепотом, а потом и вовсе замолчать и убраться восвояси, оставив мечты разбогатеть на чужой смерти? Не тишина ли посеяла в их душах смятение и тревогу, вынудив бежать, чтобы уже никогда не вернуться в Лист Хора?

Карлинт покоился на выступе кроны длиной в четыре мили. Когда луч «Ладьи» задел эти выбеленные заросли, стало ясно, что пожар не достиг города. Возможно, приложив героические усилия, жители Карлинта погасили огонь; если так, то они всего лишь отложили исполнение приговора, потому что воздух, смешанный с пеплом и дымом, вторгался сюда со всех направлений, просачиваясь под дверями и сквозь трещины, пока, в конечном счете, все не задохнулись. При желании он мог бы вообразить иллюстрации к этой трагической сцене, представленные в спальнях и дворцах по всему городу.

Несгоревший лес был изысканной фарфоровой игрушкой с массой интересных деталей; но Чейсон устал и с радостью предоставил дальнейшее заботам Гридда. Адмирал удалился в свою крошечную каюту, где обнаружил Венеру, растянувшуюся по диагонали через кровать и мирно посапывающую. Когда он попытался подвинуть ее, она проснулась, улыбнулась и притянула его к себе. Ласки были страстными и бурными; все слова, что стояли между ними в течение дня, стерлись в эти мгновения безвозвратно. Они подтвердили преданность друг другу через нежность и поцелуи и ничего не сказали.

Когда он проснулся, время, казалось, остановилось. Венера спала. По крайней мере он предположил, что она спит, и на всякий случай проверил ее пульс. Когда вокруг ядовитые газы, лишняя проверка не помешает.