Андрей Земляной - День драконов

Исчез песок и паломники. Исчезло даже солнце, освещавшее землю с бескрайнего синего неба. Только что я стоял у самого подножия башни, как неведомая сила вознесла меня на самый верх. Одежда, в которую я был одет, неким странным образом превратилась в мундир темно-синего цвета с незнакомыми мне знаками различия. А на вершине башни царил праздник. Горели яркие огни, висели гирлянды и веселилась разодетая в яркие шелка публика. Я посмотрел вниз, но за тонкими леерами ограждения далеко внизу вместо пустыни бушевал штормовой океан. В поле зрения были еще несколько башен, и сквозь бурю были видны огни на них. Но несмотря на дождь и шторм, на вершине башни было тихо, а главное, сухо. Играла негромкая музыка, гуляли празднично одетые пары, а прямо у моих ног плескался обширный, но неглубокий фонтан. Я нагнулся и зачерпнул его воду рукой. Она показалась мне очень легкой, эта вода. Я подумал несколько секунд, а потом, сбросив ботинки и закатав штаны, ступил в прохладную воду.

Усталость и боль всех прожитых лет вымывало прозрачной небесной водой начисто. Я бездумно брел по воде, приближаясь к противоположному бортику фонтана, когда заметил, что кто-то стоявший предо мной переглянулся с тем, кто остался за моей спиной. И не успел я подумать, как моя обувь волшебным образом вновь возникла предо мной. Совсем неназойливо, но очень доброжелательно в этом странном мире меня опекали. Как и в любом сне, в этом я тоже полностью себя контролировал. Я мог пойти направо, мог пойти налево, но почему-то шалить вовсе не хотелось. Хотелось просто тихо побыть здесь. Я обулся и сделал шаг в сторону, когда из полутьмы меня окликнул негромкий певучий голос. Приглядевшись, я рассмотрел небольшой экипаж несколько странного вида. Нечто вроде кареты, но не классического дизайна. А если точнее, то совершенно невероятно-футуристического. Из окна, полускрытая тяжелыми малиновыми занавесками, виднелась женская рука. Рука сделала приглашающий жест, и дверца съехала в сторону.

В карете было тихо и совсем темно.

– Ты не боишься меня, мальчик? – Голос был тише шелеста опадающей листвы и легче ветра.

– Ты имеешь в виду это липкое противное чувство, когда во рту пересыхает, а тело будто скованно параличом? – спокойно ответил я, с удовольствием вслушиваясь в переливы голоса.

– Да. Ты очень правдиво описал симптомы.

– Давно.

– Что давно? – рассмеялся голос.

– Все давно. – Я тоже почему-то рассмеялся. – Давно не мальчик и давно не боюсь.

– А чего все же боишься? – заинтересованно спросил голос.

– Когда-то мне приснился сон, что я дерусь с дьяволом…

– Ооо! И… как результат?

– Как посмотреть, – пожал плечами я. Почему-то я был уверен, что моя собеседница прекрасно видит в этой чернильной мгле. – Может, один-один, а может, ноль-ноль.

– А? – не поняла незнакомка.

– Ну я вроде зацепил его, а он меня. И я вроде уже кончался, когда попросил кого-то разбудить меня. И проснулся…

– Тогда почему счет равный? Получается, что он тебя победил?

– Нет, – спокойно ответил я. – Когда я подыхал, он уже был мертв.

– И тогда тебе было страшно?

– Да… Первые десять секунд.

– Молодец! – Голос ее зазвенел, словно серебряный колокольчик.

– Слушай, мне вообще-то к оракулу надо… – Я неуверенно замолчал.

– Ааа!.. – радостно протянула она. – Седой самоуверенный мальчишка. Думает, что видит будущее. Он не скажет ничего интересного и пригласил тебя по моей просьбе.

– А что, не видит? – уточнил я. – Будущее ведь определено. Ну хотя бы в общих чертах…

– Видеть-то он, конечно, видит. – Она хихикнула. – Но он еще и толкует то, что видит.

– Ну и что, – умудренно отозвался я. – Имеет право, в конце концов! Как те дикие народы. «Что вижу, о том и пою». А тебя, похоже, это раздражает? – Я вдруг развеселился.

– Да! Потому что он нарушает божественное предопределение.

Мне почему-то вдруг стало скучно.

– Странные вы какие-то, боги. Ну вот скажи, получила ты божественную силу. Тебе поклоняются, может, даже кровью жертвенник окропляют, ты там насылаешь бури или, наоборот, дождичек на поля… Но неужели тебе не скучно? Мы живем недолго, зато как! Недаром многие из нас сознательно укорачивают себе жизнь, чтобы сделать ее интереснее. Идут на войну, в горы, женятся, наконец! Ты вот, такая мудрая и всесильная, скажи, когда ты влюблялась последний раз так, что дыхание перехватывало? Хватит твоей власти, чтобы сделать человека счастливым? Не дать ему всего слишком много и не сделать его идиотом, а счастливым? Молчишь… Ты тут о страхе говорила. Пугать меня, что ли, затеяла… А чем ты меня испугаешь? Извести весь род людской тебе слабо, да и кто ты будешь, если некому будет тебе молиться? Растаешь ведь, словно снегурка над костровищем. Ну убьешь ты меня, так я уже пожил, да так, что семя мое не вытопчешь! Или близких мне людей поубиваешь? Несерьезно это. Говори, зачем звала! – завелся я.

Она помолчала, а затем, словно решившись, произнесла:

– Я хочу предложить тебе Власть. Не торопись. Не власть над горсткой самовлюбленных идиотов, а настоящую, чистую и звонкую, словно золото в четыре девятки. Или как оружейная сталь. Это власть над Гатрийским народом.

– Ну… Глупость какая. – Я даже рассмеялся. – Гатрийцы, насколько я мог понять, гордый и свободолюбивый народ. Даже всесильная звездная Империя над ними не хозяйка. А тут чужак, хоть и приемный сын властителя…

– У меня есть способ, – холодно возразила она. – Поверь. Великий Оракул слишком долго вглядывался в бездну…

– И бездна заглянула в него?

Она звонко и беззаботно рассмеялась.

– А ты еще и философ?

– Частично, – уклонился я. – Но со своим предложением ты промахнулась. Мне всегда нравилось смотреть на тигров в их родной обстановке. Не на цепи, понимаешь? На гордых и свободных. И самое главное. Рабы мне неинтересны. Так же мне неинтересны игры во власть и политику. Крови на моих руках достаточно, но грязи на них нет.

В темноте повисло тягостное молчание.

– Знаешь, – произнес я извиняющимся тоном, – все-таки сила развращает. Получив сверхвозможности, любое существо, по-моему, слегка деградирует. Там, где мы были вынуждены просчитывать все тонкости и нюансы, учитывать тысячи факторов и иметь пять-шесть способов ухода от самого неприятного варианта, мы начинаем переть словно танк, не беспокоясь о случайной пуле, способной только содрать краску с брони. Ты все-таки попробуй учитывать весь спектр…

– Это как? – Голос, казалось, заинтересовался.

– Ну, например, до сих пор я так и не знаю, для чего я тебе понадобился. А вдруг то, что тебе надо, мне совершенно ни к чему и я просто так отдам это тебе?

Она замерла, и верхним зрением сквозь искусно сгущенную тьму я видел, как на хорошеньком лице отразилась напряженная работа мысли.