Михаил Тырин - Синдикат «Громовержец»

Салон был почти пустой, только где-то впереди трое людей странного вида переговаривались, близко наклоняясь друг к другу. Почему-то у всех у них были белые повязки на лицах.

Кирилл захотел поговорить с Машкой, но она с печалью глядела в иллюминатор и отвечала односложно. Ей не хотелось разговаривать.

Засвистели двигатели, самолет начал разбегаться.

— Это орбитальный рейсовый самолет, — объяснил Спартак. — Ежедневный рейс по восьми гражданским и научным базам. Сегодня они специально меняют маршрут, чтобы нас высадить.

За стеклами иллюминаторов вскоре появились облака, потом они оказались далеко внизу, а вскоре вообще исчезли. Смотреть вниз стало неинтересно. Земли уже не было видно, а самолет все набирал высоту. То и дело закладывало уши, иногда ускорение начинало вжимать в кресло. Потом стало холодно, но почти сразу из-под кресел начало подниматься тепло.

Стюардесса прошла между рядами кресел.

— Что-нибудь принести? — спросила она.

— Да! — вскричал Дрын. — Пива!

— Пива? — Девушка растерялась.

— Что, пива нет? А что тогда есть?

— Сегодня мы подаем персиковый консагель, поликрилевые фиты и пять видов селектоидов. Плюс обычный набор.

Дрын в замешательстве взглянул на Кирилла. Тот с сомнением покачал головой — лучше не связывайся. Дрын сокрушенно откинулся на спинку кресла.

— Пристегнитесь, — улыбнулась стюардесса, проходя мимо.

— А что, будет невесомость? — поинтересовался Кирилл.

— Нет, невесомости не будет. Но так положено.

Кирилл вдруг заметил, что Машка уснула, положив голову ему на плечо. Он замер, боясь разбудить ее. Потом очень осторожно взял ее руку в свою. И ему вдруг стало необыкновенно хорошо. Гул самолета, холодное небо вокруг, чужой странный мир — и родной человек рядом. И рука в руке.

— Нет, я так не могу, — послышался стон Дрына. — Пойду побазарю с этой подругой.

Он вернулся очень довольный с маленькой пластиковой бутылочкой. Ему удалось объяснить, что нужен слабоалкогольный газированный напиток со вкусом ячменя. Стюардесса, морща лоб, порылась в своих закромах и нашла нечто под названием «травяной микс». С хорошим настроением Дрын подсел к Кириллу.

— Кира, — сказал он, — а ты вправду вчера говорил, что я на композитора похож? Или прикалывался?

— Вчера был похож, — безучастно отозвался Кирилл. — А сегодня — не знаю, на что похож.

— Ладно, на себя посмотри… Слышь, Кира, — Дрын придвинулся и заговорил тише, — а ты знаешь, что я песни пишу?

— Ты?! — Кирилл от удивления даже потрудился повернуть голову. — Ты — песни?

—Да!

— Про что? Как вы на Промзаводе у пьяных карманы чистите?

— Ну почему? Про разное. Про десант. Про любовь тоже могу. И музыку сам на гитаре подбираю.

— Ну удивил… — покачал головой Кирилл. — И кому ты их поешь?

— А кому там петь? — кисло ответил Дрын. — Я так, для себя…

— Ну зря. Занялся бы серьезно. Все лучше, чем ворованные мотоциклы разбирать.

— Как это — серьезно? — не понял Дрын.

— Не знаю. Собрал бы ансамбль, что ли.

— И что?

— А то. Вот смотри: кто сейчас дискотеки ведет?

— Ну Хомяк.

— Вот. А то ты мог бы играть на дискотеках. А Хомяк пусть свадьбы обслуживает.

— Так он не пустит! — проговорил Дрын с нарастающим интересом.

— Пустит. Он — начальник клуба, должен самодеятельность развивать. А не пустит — кляузу накатаешь куда-нибудь, что он зажимает народ. А потом, можно и в Правобережном играть. Там тоже ДК.

— Хм… — Дрын не выдержал и расплылся в ухмылке. — Только инструменты ведь нужны.

— Есть инструменты. Я сам видел. Раз после праздника плакаты в кладовку заносили. Смотрю: стоят — гитары, барабаны. Синтезатор даже. Все в пылище, но есть. Починишь, если что.

— Интересно, — Дрын даже забыл про свое псевдопиво. — Можно попробовать. У нас вроде Рваный на гитаре чуточку может.

— Многие могут. А на клавиши — девочку какую-нибудь найдешь после музыкальной школы. Вон, у Машки спросим, она всех там знает. И будешь песни свои петь, деньги зарабатывать.

— Интересно… — пробормотал Дрын и моментально выключился из разговора, погрузившись в мечты.

Небо за иллюминатором стало черным, прорезались колючие белые звезды. Кирилл этого уже не видел, он тоже задремал, как Машка. Он чувствовал себя очень разбитым.

Все пришли в себя от легкого толчка, от которого чуть-чуть задрожал металлический корпус самолета. В иллюминатор был виден только серый бок орбитальной базы и какая-то рукоятка, выкрашенная ярко-красным. Грохнули люки, заскрежетали неведомые механизмы снаружи.

Через минуту над их головами нависли однотонные потолки базы. Неподалеку группа бойцов-бионетиков неторопливо заходила в двери шлюзового портала, чтобы загрузиться в капсулу и отбыть на очередное задание.

А через три часа, к началу очередного полупериода, в точно такую же капсулу влезли и Кирилл с Дрыном. Машка присоединилась чуть позже, она прощалась со Спартаком.

— Дрын, на спуске будет трясти, — предупредил Кирилл. — Не вздумай орать от страха. А то сразу скажу, чтоб тебя усыпили.

— Смотри сам не заори, — пробурчал Дрын, пристраивая свои нескладные конечности в специальные анхитравматические углубления.

Старт походил на выстрел из пушки, впрочем, Машке и Кириллу это уже было знакомо. Дрын только ойкнул. И, надо сказать, до конца приземления держал себя в руках. Даже когда началась тряска в атмосфере.

В Зарыбинске стояла тихая звездная ночь. Как и в прошлый раз, капсула опустилась неподалеку от города.

Дрын долго смотрел, как капсула, высадив пассажиров, уходит вверх, в небо. Даже когда она совершенно растворилась в темноте, он продолжал смотреть.

— Идем, чего стоишь, — сказал Кирилл. Они втроем зашагали по скошенному лугу, храня полное молчание. С Дрыном Кириллу говорить было особо и не о чем. А Машка, похоже, вообще не настроена была на разговоры. Она казалась печальной.

— Машка, а ты куда теперь? — осенило вдруг Кирилла. — У тебя ж все стекла дома побиты. Пошли к нам.

— Нет, Кирилл, спасибо.

— Да почему? Мать тебя хоть днем, хоть ночью пустит. И слова не скажет.

— Нет, спасибо. Я к соседям пойду. Там тетя Вера, она с мамой дружила. Она тоже меня в любое время пустит.

— Как хочешь, — пожал плечами Кирилл, несколько разочарованный.

Машку они провожали вдвоем почти до самого дома. Но на перекрестке Кирилл остановился и сказал Дрыну.

— Ладно, ты иди. Нам поговорить надо.

— Понял, — легко согласился Дрын и зашагал прочь. Он держал руки в карманах джинсов, и локти торчали в стороны, словно ручки у кувшина.

Кирилл проводил его взглядом, потом повернулся к Машке.

— Ну что, — вздохнул он. — Кончилось кино?

— Кончилось, — кивнула Машка, глядя в землю. — Спасибо вам большое, Кирилл.