Павел Корнев - Лед

— Чего тебе? — удивился он.

— Пропуск отметь, — прошептал я в ответ, сунул ему пропуск и после того, как Клим, приложив бумажку к двери, поставил свою закорючку, забрал ее и уже неторопливо спустился на первый этаж. На проходной на роспись Климова даже не посмотрели и просто накололи пропуск на железную спицу, торчавшую из столешницы. Бюрократы, блин.

Я вышел за территорию школы, свернул в проулок между двумя высокими заборами и очутился у заросшего бурьяном пустыря. К моему удивлению, весь снег вдоль тропинки был усеян желтыми отметками и испещрен следами собачьих лап. Надо же, не всех бобиков еще на шашлыки пустили! Я пошел через пустырь, и в это время из-за покосившегося бетонного забора вылетела мохнатая кавказская овчарка. Пес остановился в паре прыжков от меня. Ну и чудовище: в холке метра полтора, никак не меньше. Вышедший следом невысокий мужичок в потрепанном тулупе резко свистнул, и зверюга метнулась назад, неподвижно замерев у правой ноги хозяина. Стараясь даже не смотреть в их сторону, я пошел по дуге, так, чтобы между нами оказалось как можно большее расстояние. Учитывая узость прохода между забором и стеной дома, это было совсем не просто. Пронесло — собака косилась как-то недобро, но с места не сдвинулась. Что за день сегодня? Я собак в Форте ни разу не видел. На хуторах на всех есть, а в Форте они без надобности — только продукты переводить.

После заброшенного здания начался поселок Луково. Одноэтажные домики прятались за высокими заборами, реже встречались двухэтажные кирпичные коттеджи и длинные бараки на несколько семей. С одного двора раздался визг свиньи. Колют, видать. Дымились трубы бань. Интересно, почему, когда топят бани, дым гораздо приятней пахнет, чем точно такой же из труб жилых домов? Вопрос…

Навстречу попался дедок, за веревку тащивший нагруженные дровами санки. На меня он посмотрел ничуть не более дружелюбно, чем давешний пес. Дед остановился и поправил облезшую кроличью шапку, я, не замедляя шага, миновал его и, не оборачиваясь, пошел дальше. Как бы он поленом в спину не залепил. С местных станется — «городских» они не любят. С соседней улицы со скрипом выехали сани, которые тянула гнедая коняга. За санями с визгом бежала ватага пацанов, пытавшихся пристроиться сзади на полозьях. Возница ленивыми взмахами кнута отгонял самых наглых и, похоже, развлекался не меньше детворы.

На ближайшем перекрестке я свернул направо, на следующем — налево и удовлетворенно хмыкнул: память не подвела — на площадке между Южным бульваром и поселком шла торговля. На небольшом рынке, видимо, по случаю хорошей погоды, народу было куда больше, чем обычно. Приезжих сегодня что-то особенно много. Они-то о потеплении откуда узнали? Я миновал продуктовые ряды — среди дичи, рыбы и солонины встречался урожай прошлого сезона. В основном торговали картошкой, капустой, репой и, как ни странно, яблоками. На фанерных ящиках стояли закатанные в разнокалиберные стеклянные банки домашние соленья и заготовки. Запахло свежим хлебом. Я протиснулся сквозь толпу и перешел к рядам, в которых торговали разной мелочовкой — самопальными оберегами, точильными камнями, восковыми свечами, ножами, глиняной посудой и даже одеждой. В основном шмотки были ношеные, но изредка встречались кожаные куртки, шубы и меховые шапки, пошитые местными умельцами. Наблюдательный человек с внушающей доверие внешностью и тугим кошельком мог приобрести здесь много чего интересного. Начиная от травки и заканчивая обрезом или боевым амулетом.

Я остановился у лавки менялы и с досадой сплюнул — будка сапожника была закрыта. Вышел куда-то? И что делать? Караулить его здесь? Нельзя, ноги в сырых ботинках уже замерзли. Простыну на фиг. Двое охранников менялы настороженно посмотрели на меня и промолчали, но один как бы невзначай пнул пяткой дверь, а второй снял меховые варежки и заткнул их за пояс. Из лавки выглянул старший охранник, я кивнул ему и спросил:

— Игорь-сапожник был сегодня?

— Нет. И не будет. Завтра приходи. — Кавказец меня узнал, хотя виду и не подал, зыркнул исподлобья по толпе и спрятался обратно.

Нет и не будет. Замечательно. Несколько минут я, соображая, что делать дальше, смотрел на товары швеи, занимавшей соседнее с сапожной лавкой место. Тетка поглядела с надеждой, но, очень скоро поняв, что мне ее рубашки, платки и варежки без надобности, перестала обращать внимание. Зря, кстати. Мне как раз рубашка новая нужна. И свитер. Жалованье за тот месяц выплатят, что-нибудь надо будет присмотреть. Но это в будущем, а сейчас что делать?

Приняв решение, я прошел рынок насквозь и оказался у выхода на Южный бульвар. В это время в ворота въезжали сани, на задней лавке которых лежала половина коровьей туши. Пришлось посторониться и отойти с дороги.

— Убирайся отсюда, попрошайка! — Раздавшийся неподалеку в толпе крик сопровождался звуком удара по чему-то мягкому. Мимо меня к выходу пронесся старик, залатанное во многих местах пальто которого болталось на нем, словно на пугале. Пластиковые ручки остались зажаты у него в руке, а пакет, оторвавшись, шлепнулся на землю. Смятые жестяные банки, ветошь и сложенные картонки разлетелись по снегу. Одна из жестянок подкатилась ко мне и уткнулась в ботинок.

— Ты че деда обижаешь? — Я немедленно обернулся к ухмыляющемуся рыночному охраннику, который уже собирался отвесить старику второй пинок. Не то чтобы ситуация задела меня за живое, просто настроение похабное. Порежу бугая, может, и отпустит.

— Никто никого не обижает. А дедушка уже уходить собирался… — заученно заулыбался охранник, но наткнулся на мой взгляд — да наплевать мне и на деда, и на любые объяснения — и осекся. — Да ладно… Чего ты, в самом деле?

Я вздохнул, обошел запихивающего дрожащими руками жестянки в порванный пакет старика и перешел на другую сторону Южного бульвара. Вовремя взял себя в руки, ничего не скажешь. На ногах еле стою, а еще на кого-то наезжать пытаюсь. Что со мной творится? Хорошо, охранник трусоватый попался, а то налетели бы всей шоблой и запинали. Ну, одного зарезал бы, ну, двух… Толку-то?

После поворота, сразу перед оружейным магазином, на тротуаре что-то исступленно кричал уличный проповедник. Закутанная в черную ткань фигура в такт словам протягивала руки к торопливо идущим мимо прохожим.

— Переполнены люди злобой, а в сердцах вьют гнезда свои ложь, похоть, лень и всевозможные пороки. Одумайтесь! Не давайте пристанища в душах своих злобе, алчности и безразличию к судьбам других. Не дайте погаснуть согревающему вас огню созидателя, не пускайте в себя холод и мрак, ибо несут они погибель всему роду человеческому!

Все ясно. Секта Несущих Свет. Похоже, проповедь уже подходит к концу.