Василий Горъ - Чужая кровь

«А если бы они упали на меня»? – подумала я, и вдруг вспомнила о Вовке и об Ольгерде!

– Глаз, мать твою! Где ты, а? – заорала я и, попробовав вскочить на ноги, чуть не потеряла сознание.

– Сотрясение мозга. А ты говорил, что его у меня нет… – пробормотала я себе под нос, и, немного подумав, решила попробовать по-другому. И прислушалась к своим ощущениям.

– А, вот ты где, зараза… – дико обрадовавшись тому, что смогла почувствовать местонахождение мужа, я осторожно встала на четвереньки и решив, что вставать на ноги мне пока рановато, двинулась вверх по склону.

Через каждые десять-пятнадцать «шагов» пришлось останавливаться и дожидаться, пока автомед немножечко снимет боли и вернет на место пытающееся ускользнуть сознание. Дождавшись момента, когда я оказывалась в состоянии ползти дальше, я проползала очередные метры и снова замирала на месте, пытаясь не взвыть от ощущения собственного бессилия. Добравшись до мужа, вернее, до места, где он должен был находиться, я не сразу сообразила, что его засыпало, и минут пять ползала между камней, пытаясь найти его тело, пока не наткнулась на краешек приклада его винтовки. Сам Вовка нашелся метрах в четырех ниже по склону. С трудом выкопав его из-под наваленных на него камней, я осмотрела его тело и, подумав, сорвала с себя автомед и прикрепила его под Вовкиным: ему он был нужен гораздо больше…

Щепкин пришел в сознание часов через пять, ночью и, почувствовав, что я лежу рядом, сразу же принялся шутить:

– Ну чем я не Карлсон? Пропеллера нет, зато успешно осваиваю антигравитацию. Как летел-то! Летающие лыжники отдыхают! Правда, приземление надо еще отработать, но определенные успехи уже есть…

– Какой же ты у меня болтун! – стараясь не задеть его обожженного лица, я аккуратно прикоснулась губами к его уху и, чувствуя, что вот-вот заплачу от счастья, добавила: – Как же здорово, что ты – жив!

– А куда бы я делся с подводной лодки? – пробормотал он и зашипел от боли.

– Не шевелись, ладно? – тут же зарычала я. – У тебя сломано ребра четыре, правая нога и ключица. Должно быть сотрясение мозга. Что с внутренними органами – не знаю. То, что показывают автомеды, я прочесть не могу. Но, если судить по цветовой гамме, то тебе очень хреново…

– Кости зафиксировала? – «спокойно» спросил он. – А то срастутся как попало и придется сдавать меня в утиль…

– Вроде бы… – еле удержавшись, чтобы не отвесить ему подзатыльник, я тяжело вздохнула и устало закрыла глаза: несмотря на то, что глаза я промыла, и не один раз, они все еще болели. – Вопрос номер раз: как найти Ольгерда. Вопрос номер два-с: как нам отсюда выбраться?

– Ты его вообще не чувствуешь?

– Угу… – призналась я.

– Надо обойти долину по кругу. Вряд ли он успел уйти очень далеко… Только я, кажется, пока не ходок… – подумав несколько мгновений, горько признался Щепкин.

– Я попробую. Как рассветет… Только и я пока не очень…

– Тебя тоже зацепило? – Вовка встревоженно попытался приподняться на локте.

– Лежать!!! – услышав, как он скрипит зубами, я открыла глаза и от души обложила его матом. – Че задергался? Жива я и почти здорова!

В свете звезд помертвевшее лицо мужа смотрелось, как маска воплощенного страдания.

– Прости, милая! Я думал, что с тобой все в порядке! Что с тобой, а?

– Ребра, левое запястье, сотрясение. Живот болит. Ну и несколько сильных растяжений. Ничего особенно страшного… – неохотно призналась я, понимая, что он все равно выпытает.

– Понятно. В общем, два героя-инвалида… – немного успокоившись, буркнул он и задумался. – Блин, еще и Джамшер с Эриком свалили…

– Не свали они, нас могло бы оказаться четверо. Героев-инвалидов. – хмыкнула я. – Или двое плюс пара трупов. Так что здорово, что они ушли. Немного оклемаемся, найдем Олежку и выберемся. Что тут до деревни-то? Рукой подать…

– Угу. Дурной собаке – сто километров не крюк! – захихикал Вовка и тут же закашлялся. – О, черт, смеяться больно.

– Слышь, Карлсон! Спать давай!

– Сколько я без сознания провалялся? Часов пять? Семь? Вобщем выспался уже… Слушай, а ты до седловины не поднималась? Что там с лагерем?

– Мне было не до этого… – буркнула я. – Тебя искала. Хотя, наверное, стоило – куда бы ты делся с подводной лодки?

– Язва… – усмехнулся он. – Но… любимая… Спасибо тебе, малыш. Что бы я делал без тебя?

– Шарахался бы по бабам. Водку бы пьянствовал и дисциплину хулиганил! А в это время на фронте бы наблюдались большие потери человеческих жертв! – процитировала я одну из его любимых присказок.

– Ну да… В принципе, ты права. Ведь сказано же: «Как много девушек хороших, как мало времени и средств»! Может, я бы нашел свое счастье, а не прозябал в компании злопамятной фурии, не способной догадаться, что ее законный муж мечтает о поцелуе!

– И куда тебя поцеловать? Ты свою обожженную рожу видел? – пропустив мимо ушей «злопамятную фурию», хмыкнула я. – А подушки, чтобы ее накрыть, у меня нет…

– Знаешь, мне с тобой здорово… – став вдруг совершенно серьезным, Вовка попытался посмотреть мне в глаза. – Спасибо, что ты есть. Давай спать, что ли? А то ты, наверное, тоже чувствуешь себя неважно. А утром мы обязательно что-нибудь придумаем… Только далеко не отодвигайся, ладно?

– Уговорил, развратник… – хихикнула я, потом поморщилась от боли в боку, накрыла его ладонь своей и, устроившись «поудобнее», закрыла глаза…

Группа гостей, стоящая на Плите Возмездия, выглядела довольно буднично. Если не вспоминать о том, что они каким-то образом сломали привычный каждому милхинцу двадцатисемилетний цикл и возникли на ней просто так, по своему желанию. Впрочем, не верить Ольгерду причин не было, а перед тем, как покинуть столицу, этот странный чужеземец несколько раз проинструктировал весь личный состав подразделения, патрулирующего площадь Большого Исхода. Он не знал, когда явятся его соплеменники, но был уверен, что это произойдет задолго до истечения Срока. И, как оказалось, не ошибся – если верить посыльному, гости явились из того самого Сияния, которое не так давно исторгло из себя Ольгерда и его друзей.

– Здравствуйте! – спрыгнув с коня и оценив внешность стоящих на Плите мужчин и женщин, Нодри быстрым шагом подошел к довольно пожилому, точно подходящему под описание Ольгерда воину, и, вспомнив любимый жест чужеземцев, протянул ему ладонь. Рукопожатие старика оказалось поистине чудовищным – пальцы сплющило, словно в тисках, и для того, чтобы не показать боли, Нодри пришлось здорово постараться.

– Пакет! – не оглядываясь на замершего за спиной адъютанта, начальник Императорской Гвардии протянул руку, и с трудом удержал в дрожащих пальцах собственноручно написанное Ольгердом письмо.