Иар Эльтеррус - Отзвуки серебряного ветра. Мы – есть! Честь

– Мне кажется, – вздохнул Релир, – на сегодняшнем совещании обговаривать этот вопрос смысла нет. Единственное, что посоветую – всерьез обратить внимание на воспитание молодого поколения. У нас к воспитателям требования раз в десять выше, чем к кому-либо другому. Почему? Да потому, что от того, какой мы вырастим молодежь, зависит все. Дайте детям максимальную свободу, как делают некоторые, и они вырастут абсолютными эгоистами, не желающими понимать ничего, кроме собственных желаний. Наоборот – получите безынициативных, закрепощенных людей и горстку отчаянных бунтарей вдобавок. Нужны почти гениальные воспитатели, которые сумеют в каждом конкретном случае найти золотую середину.

– А где их взять, таких воспитателей? – приподнял брови маршал.

– Если хотите, передадим вам тесты, помогающие выявить людей, способных ими стать, – ответил Рен. – На первое время сможете направить их на учебу в наши учебные заведения. А потом им придется разрабатывать собственную методику, наша, к сожалению, не подойдет. Работа с детьми-эмпатами сильно отличается от работы с обычными детьми.

– Наверное, это будет приемлемым выходом, – кивнул Гласс, потирая подбородок. – Впрочем, пока об этом рано говорить, хочу дождаться возвращения наших людей с учебы. Катастрофически не хватает специалистов! Порой просто не знаю, что делать. Честное слово, воевать было как-то легче…

Собравшиеся негромко рассмеялись в ответ на эту сентенцию. Генерал был в чем-то прав, когда противник перед тобой – все ясно. А когда одновременно необходимо заниматься тысячей дел, когда ни на что не хватает людей, когда непонятно за что хвататься в первую очередь, война действительно может показаться более простым делом.

Неясно, сколько времени придется находиться в состоянии аврала. По всей видимости, вскоре придется снижать темп работы, люди начинают уставать. Морально уставать от постоянного напряжения. А это не может привести ни к чему, кроме недовольства и глухого ропота. От них недалеко и до бунта.

Ни один из находящихся в этой комнате фарсенцев не питал особых иллюзий по поводу жителей своей планеты. Да, они до последнего сражались, но враги не оставили им никакого иного выхода. В мирное время найдется немало тех, кто пожелает иметь все за чужой счет, ничего не делая. И таких нужно останавливать. Потому уже были созданы тайная и уголовная полиции, в куда набрали лучших из оставшихся в живых профессионалов разных стран Конфедерации.

Совещание длилось еще много часов. Определялись необходимые в первую очередь производства. И одним из самых важных дел была энергия, которой катастрофически не хватало. Да, с помощью аарн построили несколько десятков энергостанций, но это капля в море. Грабить центральное светило тоже никак нельзя, солнце – это жизнь, и не дай Создатель что-нибудь нарушить в имеющемся балансе. Потомки проклянут.

Единственным выходом остался пробой канала в пространство Бета, как называли аарн место, откуда они при помощи Командора черпали энергию. Но у Фарсена не было своего Командора, а уповать на чужую милость никому не хотелось. Было, правда, несколько наметок – прибывшие на корабле Релира ученые, Рогар и Баг Бенсоны, сейчас сидели в Ардашском университете вместе с тремя местными физиками и что-то лихорадочно разрабатывали. Судя по брошенным ими намекам, при определенных условиях почти неиссякаемым источником энергии могла служить сама Тагайская туманность. Точнее, ее основное активное вещество, которое, впрочем, и веществом-то назвать было трудно. Нечто полуживое и самовосстанавливающееся.

Но это опять же дела будущего, а вопрос требовалось решать сейчас, решать откуда брать энергию для удовлетворения потребностей строящихся производств. Лет на тридцать могло хватить вещества внешней планеты системы Фарсена, если расположить на этой планете конвертеры массы достаточной мощности. Маршалу очень не хотелось поступать таким образом, но иного выхода, похоже, нет.

О многом говорилось в этот вечер. Один только протокол заседания занял больше трехсот страниц текста. Кое-какие вопросы решили, кое-какие отложили на будущее. Работы впереди предстояло неимоверное количество. Но это не страшно. Фарсен оживал, вот что главное.

Утренний ветер шевелил волосы собравшихся на улицах людей. А собралось их немало. Сотни тысяч человек стояли на улицах бывшей столицы Карстена, но только на тротуарах. Они стояли и смотрели на вереницы идущих к центральной площади аарн. Фарсен провожал своих спасителей. Люди ордена шли по улицам, улыбаясь фарсенцам, махая им руками. Никто не планировал этих проводов, все получалось как-то само собой, стихийно.

Услышав, что орден уходит, жители столицы выходили на улицы, бросая все дела. Им как-то трудно уже было представить себе улицы городов и поселков Фарсена без ставшей привычной черно-серебристой формы. Без сияющих улыбок аарн и их стремления помочь каждому, кто в этой помощи нуждался. Мертвое молчание царило вокруг, ни один человек не говорил ни слова. Многие плакали, но тоже молча. Почему-то не хотелось говорить, казалось, что слова только испортят все.

Люди ордена нестройной толпой шли по улицам, махая руками. Не только люди, конечно. Были здесь и гварды, арахны, драконы, эльфы, орки. И всем им под ноги летели цветы. Откуда взялось столько цветов? Ведь их никто не выращивал, не до цветов было только опомнившимся от войны людям. Но все улицы древнего города оказались устланы цветочным ковром, на который ступали ноги аарн.

Цветы все сыпались и сыпались. Казалось, вокруг звучит никому не слышная торжественная, вздымающая души в небеса музыка. Девушки подходили и целовали мужчин ордена, дети, привыкшие к тому, что любой аарн рассказывает им волшебные сказки, тоже махали руками. Но почему-то не плакали, разве что тихо всхлипывали. Сказочники шли по улицам, казалось, они уходят в колдовской туман, и уходят навсегда.

Никита с Лави стояли рядом на главной площади столицы и никак не могли оторваться друг от друга. Вот и пришло время расставаться. Девушка не могла бросить деда, а контрразведчик не мог остаться на Фарсене. Они не могли насмотреться друг на друга, каждая минута казалась последней, в горле у обоих застрял горький и твердый комок.

Лави уткнулась Никите в грудь и тихо всхлипывала. Казалось почти невозможным, что еще каких-то два-три часа – и он улетит. А она останется… Ждать. Но никуда не деться от этого, как ни больно это осознавать. Ну почему все должно получиться именно так? Лави не понимала. До сих пор она еще никого и никогда не любила. А теперь, когда столь долгожданная любовь пришла, ее любимый улетает. И ничего нельзя поделать.