Сергей Вольнов - Звёздный Меч

…Экстренное Соединение Наяву произошло, когда Номи сидела в отведённом ей апартаменте и старательно пыталась отвлечься от тяжёлых мыслей.

Главными объектами и темами раздумий были двое мужчин, Майкл и Солид. Одного из них она любить не могла УЖЕ, а второго – не могла ЕЩЁ.

Отвлекалась Номи, прокручивая в памяти все мерзости, с которыми у неё ассоциировалось слово «мужчина». Мерзостей набралось впечатляющее количество. Возникал закономерный вывод: а на кой ляд с этими похотливыми лживыми чудовищами иметь хоть что-то общее, помимо чисто деловых отношений: «ты мне – я тебе»?!!

Ответ напрашивался очевидный и безапелляционный, но… вылетел вон из головы в момент, когда Номи вдруг вместо мебели и интерьера «каюты» увидала пред собою каменную стену. Камень был покрыт каплями воды, отблёскивающими в тусклом свете лампы, что горела под сводчатым потолком. В ушах – вместо бессмертной Девятой симфонии Бетховена, – загрохотал приближающийся топот. В ноздрях засвербело от кислой вони плесени…

Совмещение её чувств с «текущими» чувствами Сола было скачкоообразным, без переходной фазы, и Номи ужаснулась – галлюцинация! Доли секунды, однако, хватило ей для осознания происходящего, и она, обмирая от страха за него, заорала на неверящего Мальчишку, замершего перед стеною в нерешительности…

В стену он шагнул, поверив в себя благодаря её искренней вере в него, и она потеряла с ним связь. Долго сидела, оглушённая и ослеплённая, задохшаяся, не воспринимая ни звуков музыки, ни вопросов обеспокоенной Ррри, ни тонкого фиалкового запаха, распылённого спреем таукитянской корпорации «Арома Эйр», ни окружающих предметов и существ…

Таким вот образом продолжилась операция с достаточно нелепым названием «Светомаскировка».

Название предложил Сол: «А чтоб никто не догадался! По-сути ведь, на самом деле, демаскируемся мы! Но, глядя с другой стороны, глядя изнутри или глядя под перпендикулярным углом…»

«Ох уж этот милый мой болтун Сол!..» О ходе продолжения рейда Номи узнала, заснув. Не зная, когда доведётся спать Солу, она все эти дни и ночи старалась просыпАться пореже; для конспирации корабельный врач Тити объявила реставраторам, что у организма Номи экзотическая особенность – реагировать на стресс впаданием в спячку. Стресс вызвала пропажа ещё двоих членов Экипажа, конечно.

И «у чувствительной девочки произошёл нервный срыв, купируемый исключительно сном! Я её даже кормлю внутривенно во сне, господа!», – растолковывала Тити каменномордым секьюрити, Стражникам Безопасности этим самым. Кокетливо интересовалась: «Лично я могу вам быть полезна? Я, конечно, уже давно и далеко не девочка, но, сами понимаете, до бабушки мне ещё далеко не менее…».

Реставраторы на стенки лезли от злости, неимоверными усилиями воли сохраняя каменные выражения лиц, но все вольные торговцы строили из себя святых невинностей: ничего не знаем, дескать, господа! А это не вы их, случАем, коварно похитили?! Верните взад! Положьте на место, дхорр забодай!

«Упоминание дхорра во всех случаях жизни, похоже, напрочь вытеснило традиционного дьявола», – сделала как-то вывод Номи. Не только для неё самой. Влияние «менталитета пана Убойко» было просто сокрушительным. Постепенно весь Экипаж перенимал излюбленные выражения стэпняков.

Милорда Джеймса на базе не было. После исчезновения Перебора глава реставраторов куда-то срочно отправился с планеты-штаба, вместе со своим доверенным роальдом, сэром Норманом Шеащибойо Ланселотом, и с этим невесть откуда появившимся роче, как его там, Винсентом Ронгайя… И поэтому – вольные торговцы стоически ждали возвращения регента, намереваясь пооткровенничать исключительно с ним; давая отпор дедушкам и бабушкам Реставрационного Совета, но в особенности ренегату Майку, настойчиво пытающемуся добыть информацию.

Впрочем, младший сын милорда Джимми был по-прежнему изысканно-обходителен и блистателен, и члены команды ПаПы с трудом сдерживались, чтобы не изуродовать холёную рожу принца. К Номи его не подпускали Ург, Ррри и Тити, днюющие и ночующие у порога девушки… Майкл периодически пытался, по его собственному выражению, «объясниться» с девушкой. Он появлялся с искренне-недоумённым выражением лица и настойчивыми вопросами типа: «Я чем-то обидел прекрасную мисс Джексон?!». Но ему, болезному, стабильно давали от ворот поворот, и недоумевающий поклонник, оскорблённый в лучших чувствах, убредал несолоно хлебавши. Откуда ему, профессиональному сердцееду, было знать, что – нарвался на необычную девицу. В комплекте с невинностью имеющую ещё кой-какие достоинства и способности, неоспоримые не менее!

Изредка просыпаясь, По-Прежнему Девушка Номи спешила поскорее уснуть вновь. Наяву существовать она долго не выдерживала – умирала от жуткого беспокойства. Вечер, проведённый с принцем Майклом, она яростно изгоняла из памяти, сосредотачиваясь на всепоглощающих мыслях о Бое, но… нет-нет, да и являлась непрошенно в гости развенчанная, обесчещенная мечта о высоком голубоглазом блондине, принце из конфетно-зефирной девичьей сказки.

Сказка Для Взрослых оказалась солёной как слёзы, и с тухлым привкусом…

«…как-нибудь, где-нибудь, с кем-нибудь, / У раскрытого настежь окна, / Посмотреть в облака не забудь. / Где-то там, в кучевых, / Вдруг порвётся струна, / И упрямая чёлка на грудь / Упадёт, прикоснувшись к душе. / Как-нибудь, где-нибудь, с кем-нибудь, / Без меня хорошей, хорошей…»

Мечта, отдающая кислой горечью, являлась наяву, а во сне приходило нечто иное. Связь с Солом устанавливалась, когда он тоже засыпАл, но на передовой ему это удавалось редко.

В перерывах между Единениями – сны Номи наполняло тревожное ожидание. Она бродила в каких-то странных, пасмурных, смутных и зыбких местах, производивших двойственное впечатление – опасности она не чувствовала, но и находиться здесь не хотелось. Почему-то она возвращалась вновь и вновь в призрачный мир этот, неустойчивый и переменчивый, как фантазия или как ветер. И однажды – довозвращалась. Существо, сгустившееся из окружающего Номи волглого морока, похлопало лапой по сиденью невесть откуда возникшего стула и пригласило:

– Присаживайся, сладкая, разговор есть.

Номи остолбенела. Сгущение морока напоминало колышущееся белёсое привидение, но впечатления бесплотности не оставляло.

И то, что звучным баритоном принялось оно говорить оцепеневшей девушке, опустившейся на сиденье стула – украшенное затейливой резьбой, завитушки которой складывались в странную надпись «made in chair-nick & curly-ev», – отличалось сугубо материалистичной приземлённостью, меркантильностью, так сказать.