Олег Кулагин - Московский лабиринт

— Боюсь, всё закончится ещё быстрее, чем началось… Влаги в атмосфере было немного.

— Хотя бы с полсотни километров пройти… — бормочет Чингиз, не отрываясь от дороги.

И вдруг резко бьёт по тормозам. Выворачивает руль. Наш «хаммер» натужно взрыкивает и застревает в глубоком кювете. Стиснув белеющие губы, Чингиз пытается дать задний ход. Яростно ревёт мотор. А обтекаемые зеленоватые тела, выросшие из низкой мглы, с каждой секундой становятся ближе…

Три вертолёта. Два боевых и военно-транспортный.

— Грэй, — очень спокойно говорит Чингиз. — Там «стингер» под сиденьем…

— Не надо, — перебивает Артём. — Больше одного сбить не успеете.

Физик уже отвинтил заглушку генератора. Дрожащими пальцами вставляет октаэдр фокусирующей линзы.

— Ограничитель! — напоминает Чингиз.

— Нет времени…

С вертолетов нас уже заметили. Вспышки огня. Грязевые фонтаны взлетают вокруг машины — не рыпайтесь, ребята…

Нас хотят взять живыми. Из транспортника по канатам съезжают фигурки.

Артём подсоединил блок питания. Щёлкает тумблером и распахивает дверцу «хаммера».

Я даже не замечаю, когда он жмёт гашетку. Просто хищное, нацеленное в нас тело «команча», зависшего метрах в тридцати, вдруг исчезает. С оглушительным хлопком. Будто воздушный шарик, в который ткнули невидимым острием.

Транспортная «юта» покачнулась в воздухе, накренилась. Фигурки посыпались с канатов.

Хлопок, И ничего нет. Только нелепый обрубок вращает лопастями. Генератор вздрагивает в руках физика. А хвост второго «команча» отваливается. Прибор не зря назвали «Стилетом». Он режет металл, словно масло.

«Команч» взрывается.

Мечутся уцелевшие десантники. Остатки «юты» падают, срезая винтами человеческие фигурки. Вспахивают землю. Застывают грудой металлолома.

И становится тихо. Почему-то я не слышу мотора «хаммера». Только капли барабанят по крыше. Сквозь дым и ливень — мёртвые тела.

Наверное, они так и не успели понять, что же случилось…

С того мгновения, когда Артём распахнул дверцу, прошло ровно восемь секунд.

Чингизу наконец-то удаётся сдвинуть «хаммер». Жми, Король, жми отсюда!

Мы разворачиваемся, переваливаем через холм.

Хорошо, что нет вертолётных роботов. У них малый запас хода и спецмашина, которая их перевозит, наверное, не успела сюда добраться…

Пальцы Чингиза намертво вцепились в «баранку», глаза азартно блестят. Если поднажать — сумеем оторваться… Мы ведь теперь не такие уж беззащитные…

Но физик хмурится, глядя на багровые индикаторы «Стилета»:

— Больше его нельзя использовать.

— Энергии не хватает? — спрашивает Грэй.

— Наоборот — избыток. Уже опасно. Он ведь сам себя снабжает. А это, — кивает на блок питания, — лишь для затравки…

Договорить Артём не успевает.

Столб взрыва вспухает перед «хаммером». Лобовое стекло берётся трещинами, «дворники» куда-то слетают. Чингиз рвёт руль. Машина заваливается набок, правым колесом в дымящуюся воронку.

Над дальним лесом четыре вертолёта. Очень низко, почти касаясь вершин деревьев. Приближаясь, они расходятся в стороны, охватывая нас полукругом. Если нельзя взять живыми — возьмут мёртвыми.

Чингиз сдаёт назад, сворачивает в проселка.

— Дотянем до того оврага. Уйдём пешком.

Артём берется за рукоятку двери:

— Останови, пожалуйста…

— Ты чего, спятил?!

— Тормози! — орёт физик.

И Король подчиняется.

— Спасибо, Чинга, — говорит Артём. Вылазит, прихватив цилиндр и блок питания. Индикаторы на «Стилете» горят всё так же — тревожно-багровым.

— Артём, ты же умный парень… — начинает Грэй.

— Дa, умный, — кивает физик. — Только я умею обращаться с этой штуковиной. Езжайте!

Чингиз нервно кусает губы.

Артём морщится и вдруг нацеливает на нас «Стилет»:

— Езжайте, придурки! Если не спасёте диск с материалами — всё было зря!

В голосе его — злость. А в глазах — мольба.

И Чингиз бьёт по педали газа.

Я смотрю сквозь заднее стекло. Артём взмахнул мне рукой. Кажется, улыбнулся. Маленькая фигурка тает в косых струях дождя.

Заросший лесом овраг уже близко.

Громкие хлопки, будто ладонями великана… Даже рёв мотора не может их заглушить. Я вижу, как исчезают вертолеты, как падают подрубленные невидимым лезвием деревья. Реактивные снаряды вздымают чёрные фонтаны, пулемёты долбят землю. Но не успевают нащупать затаившуюся в воронке человеческую фигурку.

Артём улыбается. Да, улыбается! Я знаю!

Жмёт на гашетку несерьёзного, похожего на любительский телескоп аппарата. И дорогостоящая техника вместе с дорогостоящими профессиональными убийцами превращается в безвредную, звонкую пустоту.

Если бы и Алан был там… Если бы всю нависшую над нами живую тьму можно было превратить в вакуум…

Ещё один резкий звук. Не очень громкий. Но я вздрагиваю. Словно что-то обрывается внутри.

Грэй непонимающе косится па меня. А Чингизу некогда. Он ведёт «хаммер», вглядываясь сквозь треснутое, залитое дождём лобовое стекло. Я закрываю глаза. Я жду. Но больше — ни хлопка.

Артём!

Доктор не успевает помешать. Я открываю дверцу и выпрыгиваю под ледяные струи. Скользя по мокрой траве, бегу назад.

В воздухе — нет вертолетов. Только редкая цепь зеленовато-коричневых фигурок движется по полю короткими перебежками. Десант таки высадился. Они кажутся неуклюжими. Вероятно, все запакованы в армопластовую «броню». Не стреляют. Падают в грязь и снова встают, неумолимо приближаясь.

Поле изрыто воронками. В какой из них Артём?

Я нахожу его почти сразу.

Труба генератора с развороченным торцом валяется метрах в десяти. А физик лежит на дне воронки. Присыпанный землёй. Из-под чёрного савана грязи красная кровь. «Броня» ему не помогла. В глубоких, распахнутых ранах белеют осколки костей.

Он ещё жив.

Он видит меня. Сквозь мутную пелену в зрачках теплится разум. Только говорить уже не может.

Если бы мог — послал бы меня к чертям… Что я делаю? Хочу погибнуть вместе с ним?

Я ведь знаю — больше у меня нет Силы. Она исчезла. Умерла вместе со лживой, выполнявшей чужие приказы куклой. Я опять Таня Гольцова. Слабое существо женского пола. С таким трудом вырвавшее право на эту слабость.

Несправедливо. Как несправедливо… Я даже не смогу дотащить его до оврага.

Капли дождя стекают за шиворот. Куртка совсем мокрая…

Глупая девчонка. Ты ничего не можешь…

Жалость к Артёму, к себе, ко всему этому несчастному миру захлёстывает меня. И вдруг отступает. Развеивается вместе с порывом ветра. Потому что сквозь собственные мысли я улавливаю Зов. Чужой. Отчётливый. Я почти вижу, как сверкающая паутина тянется сюда отростками. Всё ближе и ближе… Осталось недолго. Михалыч сдержал обещание…