Николай Полунин - Харон

— Двенадцатое сентября была пятница, а не тринадцатое никакое, не ври. В следующем году тринадцатых пятниц целых три.

— Да? Н-ну, может быть. Ошибся. При чем тут?

— Трис-ке-да-то-фо-бия, — выговорила Инка по слогам мудреное слово, — боязнь числа тринадцать. Не знал, Игнаша? Я о тебе тоже многого, оказывается, не знала. Очень удивилась, что ты тогда позвонил, а когда потом пришел этот с одним из

своих мальчиков… — Сразу, напористо: — Ты наговорил столько, что тебе десяти пожизненных сроков не хватит за разглашение. Зачем?

— Чтобы ты при следующей встрече передала, а он понял, что его периодические посещения перестали быть тайной.

— Предположим.

— Все-таки: когда он собирался опять появиться?

— Понятия не имею. Когда ему вздумается, тогда и появится. Игнат… насчет брата… правда?

— Все правда. И про брата, и про Ивана, который совсем не Иван и которого, почти уверен, бесполезно искать по прописке.

Инка полезла в сигаретную пачку, там оказалось пусто. Взглянула на Игната, тот развел руками.

— Бросил. Давно.

Она выбрала из пепельницы свой же бычок подлиннее. Прикурила. Несколько раз затянулась.

— Ты можешь объяснить мне суть того, что здесь происходило сейчас?

— Разве неясно? Я хочу понять, кто он на самом деле. Что он такое есть. Для сего собираются все физические и не только физические следы его пребывания. Ребята Семена, я говорил, доки. Это — их специальность, их хлеб.

— Хорош хлеб — в унитазе копаться.

— И это тоже. Составить представление о его метаболизме, общей физиологии…

— С ума сойти. Что-то я тебя не очень понимаю. Могу сообщить, с физиологией у него полный порядок. Только не надейся, что я стану делиться подробностями.

— Как тебе будет угодно, Инна, — сказал Игнат, глядя в стол перед собой. — Но коль уж ты согласилась сотрудничать, то обижаться на некоторые специфические моменты попросту глупо. Да и не тебе, прости великодушно.

— Да! Не мне! И плевать я хотела на эти ваши моменты. Только ведь вот я, — Инка повторила жест, который показывала Семену Фокичу, — согласилась! Он мне четко дал понять, что я отъезд себе зарабатываю. Спокойный. Или и это Семен, пес старый, врал? Пользуетесь, что как было, так и осталось, вам человека задавить, как… Демократия, свобода — ее для дураков только и объявили. Никогда здесь такого не будет, никогда!

Игнат украдкой взглядывал на Инку и спрашивал себя в который раз, как он мог мгновенно и до обеспамятенья влюбиться в нее, еще совсем юную, и готов был пожертвовать ради нее всем и собой прежде всего. В нее? Нет, не в эту. Перед этой он до сих пор самую чуточку терялся, как в короткие дни счастья, а затем долгие — горечи и тяжелого разочарования. Жила в этой Инке какая-то чертовщина, скрытая, какая бывает присуща редким людям с самых малых лет. Это-то он и понял, да, как водится, позже, чем следовало бы.

Словно угадав направление его мыслей — а это у нее бывало, — Инка сказала чуть насмешливо, поглаживая узелки оберега:

— Незачем было тебе на мне жениться. Старомодно это и ненужно. Ты так хотел осчастливить сиротку законным браком, что любая б не устояла. Такой взрослый, самостоятельный и загадочный! Знаешь, в чем была твоя беда, да и осталась? Вот Иван — он настоящий мужик, кем бы там ни был. А ты… Характера у тебя маловато, Игнаша. Как тебя на работе твоей, ужасно важной, держат?!

— У меня получается разграничивать личное и работу.

— И замечательно. А то устроил тогда трагедию графа де Ля Фер. Подумать, я тебе Миледи двадцатого века, вторая Оля Жлобинская. Слыхал про нее?

— Слыхал.

— Я посамостоятельней тебя могу быть.

— О да. Ты это вполне доказала.

Инка поморщилась, но тему продолжать не стала.

— Что еще вам от меня надо? Что за ерунда про Ивана?

— Отчего же ерунда? А что еще надо — чуть позже скажу. С Иваном так. Например, отпечатки пальцев у него изменились с прошлого посещения, ты уловила, надеюсь, в разговоре? Это ерунда? Тогда сняли, где ты указала, и сегодня — разные. Одинаковые номера купюр, идентичный набор денег и платежных карточек — разве не удивительно? Да за одно это он уже клиент любых «органов». Выяснилось — ты видела, — что при нем постоянно находится некий источник радиоактивного излучения — или этот источник — он сам?

Игнат с известной долей злорадства следил, как округляется у Инки рот.

— Многое еще, думаю, откроется в процессе обработки всего, что они тут насобирали. Куда уж при таких чудесах наше с тобою прежнее вспоминать.

— Так он что, не человек, да?

— А это тебе, Инна, судить, ты его лучше изучила. Мужик, говоришь, настоящий, не мне чета.

— Какой ты…

— Да уж такой, как есть.

— Слушай, а откуда вам про золото известно, что Иван таскает? То есть это удивительно, конечно, я сама в первый раз видела, но вы-то откуда?

— Его хотели поместить в один банк, в арендованный сейф, как личный депозит хранения. Завернули, понятно, в бумажку, а ее — в красивый чемоданчик. Ну, а в охранной системе стоят и индикаторы излучения тоже.

— Мама, блин, коза…

— Что ты?

— Ничего. Сразу вам доложили? Ну, вы, блин, вправду всемогущие…

— Вовсе нет. Я узнал… случайно.

— А радиация эта — тут уже и находиться нельзя? И раньше? — Инка обвела рукой комнату.

— Можно, почему.

— Ага, можно, только заболеешь и помрешь. — До нее только дошло, и как всякий человек, имеющий чрезвычайно смутное представление о предмете, она не на шутку перепугалась.

— Да нет, вполне безопасно сейчас. Ведь самого источника здесь больше нет. Ты сама как себя чувствуешь, во рту не сушит, не тошнит, под веками не жжет?

— Заботливый ты мой, — сказала Инка, смерив Игната взглядом, — Ну и что мне теперь будет? За соучастие? Когда вы его найдете? Если я и дальше «соглашусь»…

— Ничего тебе не будет, Инна. Не успеет. Да и его без его воли, наверное, не найдешь. Ты все еще не поняла.

Игнат поднялся, будто собираясь уходить, но вместо этого наконец расстегнул свой плащ. Он бы и сам с удовольствием закурил сейчас, но после того, как три года… почти три, скоро три, не совсем скоро, но все-таки… в общем, тогда дал себе зарок, ни разу не преступал его.

Прошелся по комнате, опять встал к окну, как в самом начале, глубоко засунув руки в карманы плаща.

— Ты меня невнимательно слушала, Инна, и это очень плохо. Когда наступит срок, тебе действительно придется ему все это повторить. Если только не будет уже слишком поздно и если он… Но в сторону лирику. Случилось еще кое-что, что затрагивает уже лично меня. И тебя. Тоже сугубо лично. Более личного дела и не придумаешь. Инка ждала продолжения.

— Что же?

Зная Игната, она поняла, что неспроста он тянет.

Она вдруг словно увидела, как он говорит, словно услышала голос Игната, произносящий фразу: «Тот, кто ищет тебя, меня уже нашел», — и не успела подумать, что вот вновь, после долгого промежутка, опять видит, как Игнат сказал: