Андрей Левицкий - Сага смерти. Мгла

Мы присели возле дыры, чтобы контролировать улицу, достали спецпайки и принялись есть. Самая большая проблема даже не топливо – оружие. Автомат, пара ножей, пара пистолетов, граната… ну куда это годится? Тем более что пистолеты – не проверенные «Макаров» или «ТТ», а довольно-таки экзотические. Никита недавно разжился фраерским турецким «зиганом» с вычурными лиственными узорами на стволе, невесть какими путями попавшим в Зону. У меня был бельгийский «FN Browning Five-seven Tactical» с магазином на двадцать патронов. К слову, патроны эти, чей калибр соответствовал названию пистолета, особые, с остроконечной пулей, которая достигает скорости что-то под семьсот метров в секунду. Кевлар пробивает с двухсот метров. Сделаны машинки из сплошных композитов да полимеров, поэтому они легкие, и металлодетекторы их не секут.

Плохо лишь то, что достать патроны трудно. Хотя пистолет мне все равно нравился, даже больше, чем напарнику его «зиган». Я вытащил «файв-севен» из кобуры, повертел в руке. Под стволом протянулись узкие направляющие, на которые можно повесить фонарик или лазерный целеуказатель. Жаль, специального фонарика у меня нет, а лазер сломался пару дней назад, и я его выбросил. Зато предохранитель на «файв-севен» прямо над спусковым крючком, легко сдвигается большим пальцем – очень удобно.

– А я даже рад, что мы в северную Зону заехали, – объявил напарник. – Сколько можно на том пятачке топтаться? Темная долина, Свалка, Агропром, Склады, Янтарь, Радар… А теперь хоть что-то новое.

На краю города было тихо. Вечерело, солнце трусливо спряталось за крышами заводских корпусов, и небо на западе покраснело от стыда за него. Хорошо хоть заморозки прошли, еще вчера вечером было ощутимо холоднее. Я вспомнил, как после катастрофы мы выбрались из-под башенного охладителя Чернобыльской АЭС, и каким необычным, незнакомым, тревожным показался нам окружающий мир. Зона будто умерла тогда – и родилась заново, восстала из пепла, как феникс. Часть старых аномалий исчезла, появились новые, со своими свойствами и особенностями, излучаемая ими энергия вкупе с обычной радиацией наверняка вскоре приведет к появлению новых мутантов. Мы тогда вернулись к броневику, я забрал деньги из тайника, потом кое-как завели машину, дотащились до брошенного колхоза, где нашли старую тракторную мастерскую, – и просидели там с месяц, тихо ремонтируя «Малыша», не высовываясь, отрезанные от всего мира. По рации толком ничего не удавалось поймать: шипение да неразборчивые переговоры военных. Мы не знали, что происходит вокруг, догадывались только, что Зона увеличилась и в ней начался хаос, война всех со всеми. Иногда до колхоза доносились взрывы и стрельба, несколько раз мимо пролетали вертолеты, дважды вдалеке проезжали военизированные колонны. Но мы были будто на другой планете. В подвале под колхозным магазинчиком обнаружился склад с консервами и сухарями, а в подполе дома, принадлежащего скорее всего председателю, нашлись мешки с крупой, сахаром и мукой, банки с соленьями и маринадами. Большая часть всего этого сгнила, покрылась плесенью или забродило, но кое-что осталось съедобным. Так мы и жили в сельской идиллии, которую нарушали лишь периодически забредающие на огонек мутанты да то и дело возникающие на территории колхоза аномалии, – а вокруг что-то грохотало, шумело, в мире происходили какие-то важные, опасные события… Мы ничего не знали о них. К новой консистенции воздуха мы привыкли, странный мучнистый свет, льющийся теперь с неба, тоже больше не удивлял. Казалось, после катастрофы в мире что-то безвозвратно изменилось – но человек привыкает ко всему, и теперь новые особенности окружающего стали для нас вполне обычными, будто так всегда и было.

Мы отъелись, растолстели. У Никиты появилась одышка. Починили «Малыша» – настолько, насколько позволял инвентарь и скудные запчасти колхозной мастерской.

А потом поймали сигнал SOS.

Он шел с севера – упорный, настойчивый… и какой-то тоскливый. Кто-то явно нуждался в помощи и взывал ко всем, кто мог услышать. Это длилось три дня, и в конце концов напарник сказал: «Не могу больше. Будто ребенок рядом кричит, жалобно так. Поехали, поглядим, что там». Я, конечно, стал возражать, но не слишком настойчиво – мне, как и Пригоршне, уже надоел этот колхоз. Мы отъехали к востоку, поймали сигнал еще раз, вычислили направление и направились к источнику.

И на вторые сутки за нами погнались монолитовцы.

– Нет, не понимаю я, что к чему, – заявил напарник, откусив от брикета сушеного мяса. – Они ж преследовали упорно, как… почему вдруг отстали?

Черные ехали следом почти целый день и взяли нас в клещи: два джипа двигались слева и справа от «Малыша», лишь немного отстав, еще три нагоняли сзади. Дважды мы ускользали от них, потом сумели взорвать мост вместе с парой машин и таким образом задержали погоню на несколько часов – а иначе она закончилась бы на подступах к этому городку, до ангара мы бы не добрались.

Пригоршня сплюнул, вытер губы ладонью.

– Ведь странно получается: они нас в город загнали, а сами въезжать не захотели.

– Вот это меня и беспокоит, – ответил я. – Нет, вроде специально черные нас не оттесняли сюда, хотели именно догнать. Но так получилось, что, смываясь от них, мы в этот городок забрались… а они заезжать не стали. Почему? Тут что, так опасно?

Не сговариваясь, мы выставили в дыру головы, окинули взглядом высокую ограду, здание заводской администрации и корпуса цехов. Со всех сторон грязь, битый кирпич, бетон и ржавчина. Унылое место, серое и тихое.

– Все равно надо топливо найти, ну и того, кто сигналы подавал, конечно, – сказал напарник. Не прекращая жевать, он задрал голову и стал разглядывать воздушную паутину. Кадык ходил туда-сюда по широкой шее, мерно двигалась мощная челюсть.

Хлебнув из фляги, я тоже посмотрел вверх. Слезы мрака медленно ползали по нитям, перетекали, струились…

– Может, они живые все-таки? – предположил Никита. Я возразил:

– Ну, тогда уж скорее вся паутина – живой организм. Но медлительный очень, как растение.

Напарник даже перестал жевать, вглядываясь в черные пятна над нами.

– А слезы, что ли, его плоды? – уточнил он наконец. – Как яблоки?

– Не знаю. Может, органы. Корни, которые он запустил в разные пространства. И держится за них.

– Межпространственное растение? – поразился Пригоршня. – Ну это ты загнул!

Я молча доел, бросил в песок обертку жвачки, вдавил каблуком и направился к ржавым воротам. Никита потопал за мной. Мы сдвинули скрипящие створки, отошли, разглядывая ангар снаружи. Старый, покосившийся, сплошные дыры и ржавчина – вряд ли кому в голову придет, что внутри что-то ценное. А если и заглянут туда, увидят воздушную паутину, бестолково качающуюся на сквозняке, да цементно-песочные завалы, и больше ничего.