Михаил Ахманов - Врата Галактики

– К делу, камерады, к делу. Штаб прислал план операции. Прошу ознакомиться.

Лицо Олафа Питера исчезло, и в глубине экрана возникли листы с уже расшифрованным текстом.

– Прочитай, Анат, – сказал Хийар и пояснил, обернувшись к Марку: – Я плохо понимаю любые письменные знаки. У нас их почти не используют.

Около часа они знакомились с присланным сообщением и обсуждали план – весьма разумный, по мнению Марка. Он ожидал, что Командор, закончив с делами, все-таки спросит о Ксении или хотя бы про Павла и Никиту. Но этого не случилось; закончив разговор, Олаф Питер исчез с экрана, не помянув о Тхаре, бывшей жене и своих сыновьях.

– Ты опечален, – молвил Хийар, бросив взгляд на Марка. – Что тебя беспокоит, рини? Боишься того, что нам предстоит?

– Нет. – Марк покачал головой. – Этот человек, военачальник, говоривший с нами, был когда-то супругом сестры. Они расстались, но у них есть дети, двое сыновей. Он не пожелал узнать, где они и что с ними.

– Это странно. – Некоторое время Хийар размышлял, покачиваясь на своем насесте. – Лоона эо не забывают о родичах, и наши семьи – кажется, вы называете их так?.. – объединяются раз и навсегда. Члены семьи состоят в ментальном резонансе, и разорвать такие узы невозможно, это страшный удар для психики. Я не понимаю, как он мог расстаться с матерью своих потомков… Он здоров?

– Вполне, – ответил Марк с кривой усмешкой. – Я бы сказал, здоров, как бык. И, если верить слухам, у него были другие женщины, много женщин.

– Не могу представить… нет, не могу! У людей все так сложно! – Лоб Хийара прорезала вертикальная морщина. – Но ведь ты, рини, живешь с одной женщиной? В твоем сознании мелькает ее образ… я вижу ее… ее и вашу дочь…

– Люди – разные, – со вздохом пояснил Марк. – Кому одно, кому другое… Очень разные, рини!

– Ты должен мне об этом рассказать – не вообще о людях, но о вашей семье и вашей планете. – Лицо Хийара омрачилось. – Я ведь знаю лишь то, что наш отец погиб и ментальная связь с ним прервалась. Но как он жил? Как жили твоя мать, твоя сестра, ты сам? Ты Судья Справедливости, и я понимаю, что это значит… Но ты ведь не всегда был Судьей?

– Не всегда. Я воевал, до сражения за Тхар и после, воевал долгие годы.

– Расскажи мне.

– Это потребует много времени.

– Время не имеет значения. Важнее память о близких. – Эльф, сидевший в хрустальном цветке, повернулся к Марку и снова произнес: – Расскажи! Расскажи мне, рини!

– Коммодор на борту! – выкрикнул вахтенный причальной команды.

Звук его голоса был слаще Олафу Питеру всех симфоний Земли. Он опять на «Палладе», на своем корабле, снова дышит привычным воздухом, в меру влажным, прохладным и всегда одинаковым; под башмаками громыхают плиты палубы, яркий свет заливает отсек, и пахнет в нем так упоительно, так знакомо – металлом и пластиком, озоном, смазкой и гидравлической жидкостью. Под люками шахт отстрела – ряд посыльных катеров; корпуса сверкают, крылья убраны, и на подъемниках – ни пылинки. Причальная команда, дюжина парней, замерли в строю, сверлят глазами начальство, ждут, когда их поприветствуют. Красота, порядок! Память о Гондване и Линде Карьялайнен, о семье и доме, больше не терзала Олафа Питера. Какая Линда, какая Гондвана! Какие дом и семья! Дом был здесь, и семья тоже. Вон стоят двенадцать молодцов – чем не семья?..

– Здрр-ррр ор-рлы! – рявкнул Командор и вытянул руку в салюте.

– Здррав-ком-рры-рры! – проревели в ответ двенадцать глоток. Двенадцать рук поднялись и опустились в едином движении.

– Вольно! Р-разойдись!

– Р-разойдись! По боевым постам! – сдублировал команду вахтенный.

Довольно кивнув, Командор направился к лифту. За ним поспевал адъютант Клайв Бондопадхай, тащил багаж вместе с винтовкой и докладывал, что на эскадре происшествий нет, экипажи в полной готовности, боекомплект загружен и передислокация прошла в указанные Штабом сроки.

– Капитан Перри? – спросил Олаф Питер.

– В ходовой рубке, коммодор. Ждет ваших приказаний.

Лифт остановился на палубе «А». У стены, под мозаичным панно «Сражение за Тхар», застыли шесть десантников. Если бы не парадная форма вместо боевых скафандров, можно было бы вообразить, что они сошли с картины: взгляд суровый, стволы за плечами, а на лицах такой энтузиазм, что хоть сейчас в атаку.

Отдав салют почетному эскорту и выслушав очередное «Здррав-ком-рры-рры!», Командор распорядился:

– Контейнер с багажом – в мою каюту. С этим, Клайв, поаккуратнее, ценный предмет. – Он показал на винтовку, затем кивнул десантникам: – За мной, парни! Шагом марш!

Палубу «А» украсили мозаикой двенадцать лет назад, в тридцатую годовщину рейда к Гамме и Бете Молота. Именно там корабль принял боевое крещение, но от служивших на нем в те годы не осталось никого – кроме, разумеется, Командора. Одни погибли, другие, отвоевав свое, оставили Флот, третьи вышли в большие чины, поднялись на капитанские мостики, сели в кресла начальников баз, возглавили эскадры и штабы. Но «Паллада», самый главный, самый ценный приз, досталась Олафу Питеру. Он любил свой корабль. И временами было у него предчувствие, что здесь он и умрет – умрет, но не покинет «Палладу». Корабль не женщина, его не покидают.

Десантники, печатая шаг, шли за ним двойной шеренгой. Мимо адмиральского салона, мимо кают старших офицеров, мимо обсервационного отсека, лазарета, бассейна, душевых, пунктов связи, питания и запасного командного… У рубки он остановился и отпустил эскорт. Входная диафрагма раздвинулась, открыв полусферическое пространство под высоким куполом. Командор вошел, принял рапорты капитана Перри и главного навигатора, сделал отметку в бортовом журнале и приказал выслать ремонтные бригады для осмотра кораблей, а прежде всего – аннигиляторов и маневровых дюз. Затем поинтересовался, что за лончак [45]болтается над Европой в двух мегаметрах от эскадры.