Николай Чадович - Особый отдел и тринадцатый опыт

– Ты его писанину, что ли, ищешь? – поинтересовался участковый и, получив утвердительный ответ, пустился в объяснения: – Так бы сразу и сказал. Тут, понимаешь, незадача вышла… Когда старушка откинулась, со всей округи попёрли её ровесницы. Проститься, значит. Некоторым от скорби в сортир захотелось, дело-то живое… А там хоть шаром покати – ни единой бумажки. Даже непонятно, чем сама старушка при жизни подтиралась. Вот сотрудницы социальной службы, которые здесь распоряжались, все записки Шестопалова в сортир и перетаскали. Книги-то рвать побоялись, а газет в этой квартире отродясь не водилось.

Кивком поблагодарив коллегу, Цимбаларь немедленно устремился в туалет, достойный разве что дикаря, но отнюдь не цивилизованного индивидуума, знакомого со Всеобщей декларацией прав человека. Бумаги, исписанные математическими вычислениями, действительно находились здесь – частью в висевшей на стене матерчатой сумке, частью в мусорной корзине. Если первые были только изорваны и помяты, то вторые использованы по назначению.

Пока Цимбаларь вглядывался в уцелевшие листки, пытаясь найти хоть один знакомый символ, подошедший сзади участковый уважительно поинтересовался:

– Разбираешься в этой каббалистике?

– Более или менее. – Цимбаларь никогда не упускал возможности позубоскалить. – Заочно окончил высшие математические курсы при институте глобальной геополитики. Так что, если выгонят вдруг из милиции, запросто устроюсь счетоводом в какой-нибудь кооператив… Я эти бумаги возьму с собой, хорошо?

– Да ради бога! – махнул рукой участковый. – Можешь даже иконы забрать, а то один чёрт пропадут.

– Нет, спасибо. Для религиозных чувств я ещё не созрел.

Когда они уже покидали дом, где сердобольная старушка нашла свой последний прижизненный приют, а Шестопалов предпоследний, Цимбаларя вдруг осенила одна, в общем-то, элементарная мысль, и он поспешно вернулся в подъезд, чтобы проверить почтовый ящик бесхозной квартиры.

В нём лежала открытка, отправленная, если судить по штемпелю, неделю назад из другого района Петербурга. Адресована она была Шестопалову. Текст гласил: «Алексей, куда ты пропал? Твой телефон не отвечает, а квартира всё время закрыта. Отзовись. Нам нужно очень серьёзно поговорить. От этого будет зависеть не только моё, но и твоё будущее. Перестань изображать из себя скорбящую Марию Магдалину. Мы можем упустить время, а вместе с ним и свой единственный счастливый шанс. Твой Марат».

– Не тот ли это Марат, который Шестопалова навещал? – заглядывая Цимбаларю через плечо, полюбопытствовал участковый. – Родственничек, наверное…

– Похоже на то… Хотя, если верить официальным сведениям, никаких родственников у Шестопалова быть не должно. Его родители круглые сироты, познакомившиеся в детском доме. Сам он единственный ребёнок в семье. Жена с детьми уехала на постоянное место жительства в Германию.

– А если кто-нибудь из этих детей подрос и вернулся к отцу?

– Оба ребёнка Шестопалова, увы, принадлежат к женскому полу…

Новое жилище, конечно же, никому, кроме самого Кондакова, не понравилось, но особой беды в этом не было – долго задерживаться здесь не планировалось.

Цимбаларь, явившийся последним, с порога заявил:

– Вот вам посмертные записки Алексея Андреевича Шестопалова, спасённые мной от гибели в канализации, а вот документ, вполне возможно, написанный рукой Гладиатора. Прошу обращаться с ним как можно осторожней.

– Какие факты подтверждают твою версию? – осведомился Кондаков, критически рассматривая вполне обычную почтовую открытку.

– Например, слова, сказанные Шестопаловым накануне смерти. Он, как мне помнится, косвенно признался в том, что знает человека, которого мы ищем. Человека с деформированными кулаками, имеющего отношение к книге по теории квантовых полей. Не так ли, Ваня?

– Приблизительно так.

– Вот видите! А написавший эту открытку Марат был, похоже, единственным человеком, связывавшим Шестопалова с прежней жизнью. Кроме того, текст открытки, пусть и полный неясных намёков, говорит сам за себя.

– Да, загадочная открыточка, – вынужден был согласиться Кондаков. – Счастливый шанс… Упущенное время… Людмила Савельевна, проверь, пожалуйста, относительно пальчиков.

– Проверю, если её не успели залапать, – отозвалась Людочка, при помощи помады и пудры наводившая глянец на свою ангельскую красоту.

– Гарантирую, что никто из посторонних открытки не касался, – заявил Цимбаларь. – Только почтальон да я.

Пока Людочка, раскрыв криминалистический чемоданчик, колдовала над открыткой, мужчины занялись изучением записок Шестопалова.

– Послушай, а чем это они перепачканы? – брезгливо морщась, осведомился Ваня. – Уж не говном ли?

– Ты угадал, мой проницательный друг! – патетическим тоном воскликнул Цимбаларь. – Зоркий глаз и тонкий нюх не подвели тебя и на этот раз. Только не надо хмуриться! Это говно старушечье, а следовательно, практически стерильное. Его даже на язык можно пробовать.

– Вот и пробуй, а я пошёл руки мыть! – отрезал Ваня, направляясь в санузел, где от прежних хозяев осталась полочка с дамскими романами и популярными детективами.

– Говно – это не страшно, – сказал Кондаков, сортируя клочья бумаги по размеру. – Хуже то, что здесь не хватает многих фрагментов.

– Я же говорил, что кое-какое время эти рукописи использовались вместо пипифакса. – Цимбаларю уже надоело в который раз объяснять одно и то же. – Часть листков избежала уготованной для них печальной участи, часть, после использования, оказалась в мусорной корзине, а часть пропала безвозвратно. Отсталые люди, знаешь ли, имеют моду выбрасывать подтирку в унитаз. Но думаю, что горевать по этому поводу не стоит. Тут человеку со средним умом и за тысячу лет не разобраться. Интеграл на интеграле сидит и интегралом погоняет.

– Ну это ты зря! – упрекнул его Кондаков. – Человеческая мысль не знает пределов. При желании можно найти смысл даже в кваканье лягушек… Что это, по-твоему?

Он продемонстрировал узкую полоску бумаги, с одной стороны ровную, а с другой небрежно оборванную (к сожалению, без следов кала не обошлось и здесь).

– Цифры какие-то, – присмотревшись, ответил Цимбаларь. – В столбик написаны… Градусы, минуты, секунды… Судя по всему, координаты.

– Совершенно верно, – подтвердил Кондаков. – Это географические координаты разных мест северного полушария, причём взятые с точностью до нескольких метров. К несчастью, сохранилась только первая часть каждой координаты – широта.

– Ты получше поищи, – посоветовал Цимбаларь. – Не брезгуй.

– Искал. Бесполезно. Надо полагать, что перечень соответствующих долгот в последний раз видела чья-то равнодушная задница… – Кондаков удручённо вздохнул.