Николай Чадович - Особый отдел и око дьявола

– Ходила, но стояла в стороне.

– Было у тебя видение?

– Было, – чуть помедлив, ответила она. – Но я мало что в нём поняла.

– А как там Кондаков?

– Он явился с опозданием. Но, по-моему, его тоже прихватило.

– Надо бы всё это обсудить по горячим следам.

– Кондаков сейчас занят. Оказывает первую помощь пострадавшим. А нам с тобой встречаться ночью как-то неудобно. Ещё подумают невесть что. Давай отложим до завтра.

– Но ведь утром у тебя занятия, – напомнил Цимбаларь.

– Тоже верно… Ладно, я сейчас схожу к Кондакову и пожалуюсь, что мне искра в глаз попала. А ты приходи попозже, когда очередь уже рассосётся.

– Неужели так много пострадавших? – забеспокоился Цимбаларь.

– Какие там пострадавшие! – фыркнула Людочка. – Просто каждой бабке хочется лишний раз к фельдшеру наведаться. Палец обожгла или щепкой оцарапалась, а туда же… Кстати, северное сияние ещё продолжается?

– Даёт вовсю, – Цимбаларь глянул в окно.

– Но, заметь, никаких подозрительных шумов в рации нет. Значит, они имеют искусственное происхождение и магнитные бури тут ни при чём.

– Честно тебе скажу, мне сейчас не до этого.

На пороге Цимбаларя перехватил Ложкин, за спиной которого маячил Борька Ширяев. Они ещё ничем не выказали своих намерений, а участковый уже сунул руку за пазуху, где возле сердца грелся верный пистолет.

Впрочем, на простодушных деревенских жителей этот угрожающий жест никого впечатления не произвёл.

– Вы не извольте беспокоиться, – Ложкин мял в руках шапку. – Избе, в которой магазин находился, сто лет в четверг будет. Её остаточная стоимость семьсот рублей. Да и товара только малая толика пострадала. Остальной на складе лежит. Мы его утром обсчитаем и со склада торговлю начнём. Как-нибудь выкрутимся. Думаю, что и в райцентр сообщать не стоит.

– Это, конечно, меняет дело, – с облегчением произнёс Цимбаларь. – Но только шила в мешке всё равно не утаишь. Тем более что по всем приметам это поджог. То есть уголовное преступление.

– Конечно, поджог! – с горячностью подтвердил Борька. – Меня, наверное, пасли всё время, как сазана. А когда на пять минут отлучился, сделали чёрное дело. Гляжу, окно разбито, на полу бутыль из-под керосина валяется, а полки уже занялись синим пламенем.

– С чего ты взял, что эта бутыль была именно из-под керосина? – поинтересовался Цимбаларь.

– Да разве я не знаю, как керосин горит! Да и воняло из окошка соответствующим образом.

– Чужих следов не заметил?

– Какие там следы! Давеча весь снег самолично вычистил.

– Мне к фельдшеру надо сходить, – сказал Цимбаларь. – Давайте по пути завернём к пожарищу.

Оставшиеся от магазина угли хоть и подёрнулись сизым налётом, но на них ещё вполне можно было жарить шашлыки. Пять или шесть человек, принадлежащих к низшим слоям здешнего общества, баграми разгребали головёшки, тщась найти хоть что-нибудь ценное.

– Кто же тебя мог пасти? – Цимбаларь оглянулся по сторонам. – Вон церковь на горке, вон клуб, вон изба старосты, вон изба Страшкова… Тут и спрятаться-то негде.

– Да-а-а, – недоумённо протянул Борька. – Научная загадка.

– Вы только на Вальку не подумайте, – заторопился Ложкин. – Она в это время со всем нашенским семейством у отца Никиты в гостях была. Мы в картишки перебрасывались, а про пожар от посыльного узнали. Батюшка потом на звонницу лазил, чтобы в набат ударить. Так ему положено по плану действий пожарной дружины.

– А я, между прочим, первое подозрение на Вальку имел, – признался Борька. – Кроме неё, думаю, больше некому. Тем более что ваши окошки прямо на магазин выходят.

– Не трепись, – Ложкин был крут со всеми, кто хоть как-то от него зависел. – Ступай лучше склад сторожить. Если и он, не дай бог, сгорит, не сносить тебе головы.

– Считайте, что я уже там, – Борька затопал ногами, изображая быстрый бег. – Буду ваш склад как своё причинное место беречь. И даже к шкалику больше не притронусь.

Когда они остались вдвоём, Ложкин со слезой в голосе произнёс:

– Вот вы здесь без году неделя, а нервы из-за Вальки уже истрепали. Каково тогда мне с ней семь лет тетёшкаться? Отродясь такой скандальной бабёнки не встречал. И что только мой Гришка в ней нашёл… Они ведь даже нерасписанные. В грехе живут.

– Что-то я вашего сына здесь ни разу не видел, – заметил Цимбаларь.

– Он сварщиком в райцентре устроился, – пояснил Ложкин. – Должность завидная. В Чарусе таких денег ни в жисть не заработаешь. А для Вальки там места нет. Разве что сезонницей. Вот и живут раздельно… Но, если честно, достала она его. Кровь так и сосёт.

– Взяли бы да разошлись, – пожал плечами Цимбаларь. – Тем более что штампа в паспорте нет.

– И я то же самое говорю, – закивал головой Ложкин. – Только застращала она Гришку. Дескать, если бросишь меня, я ребёнка удушу, а сама повешусь.

– Так у них и дети есть?

– Девочка. Пять с половиной годиков, – голос Ложкина сразу потеплел. – С ней по большей части моя старуха сидит, а сегодня вечером на квартирантку оставили.

– А квартирантка ваша, значит, на пожар не ходила? – только сейчас Цимбаларь вспомнил о столичной фольклористке.

– Куда же от ребёнка отойдёшь… Она у нас балованная.

– Ну и как вам эта… Изольда Марковна показалась?

– Умственная женщина, – с уважением произнёс Ложкин. – А уж образованная, не нам чета! Мясо только вилкой кушает. Цельный день с нашими бабами компанию водит. Песни, сказки… На магнитный прибор ихние тары-бары записывает. Спать ложится поздно, а перед сном горячительное употребляет.

– Вы-то откуда знаете? – осведомлённость местных жителей просто поражала Цимбаларя.

– Так она пустую бутылку под печку потом суёт. Думает, что мы не углядим. Но старуха моя ушлая. Бутылочки эти достаёт и в сервант прячет. Очень уж они затейливые.

– Хочу вас ещё кое о чём спросить, – Цимбаларь почему-то понизил голос. – Вам во время пожара какие-нибудь видения были?

– Видения, говорите… Помутилось в голове от страха, вот и все видения, – Ложкин, досель велеречивый, как лошадиный барышник, сразу приумолк и засобирался домой. – Дьявол с людьми горазд играть, когда у тех сердце не на месте…

Медицинские мероприятия, вызванные чрезвычайными обстоятельствами, уже заканчивались. Кондаков обрабатывал ихтиоловой мазью ожоги последнего пациента. Действовал он хотя и вдохновенно, но так неловко, что подобное издевательство над собой мог вынести лишь человек, никогда прежде не сталкивавшийся с врачами.

Когда все посторонние, получив вместо болеутоляющего по стопке спирта, покинули больничку, Людочка, критически наблюдавшая за действиями липового эскулапа, поинтересовалась:

– А вы хоть руки-то мыли сегодня? По-моему, они у вас до сих пор сажей перепачканы.