Николай Чадович - Особый отдел и око дьявола

– Какие ещё увечья имеются? – осведомился Цимбаларь.

– Долго рассказывать. – Маринка опять чихнула.

– А придётся. Я ведь с тобой главным образом целоваться собираюсь… Что со ртом?

– Со ртом как раз-таки полный порядок. Герпес я вылечила. Заеда сама прошла. Даже зубы недавно вставила. Правда, всего шестнадцать, но на первое время хватит.

– Ладно, – Цимбаларь поманил её к себе. – Накинь что-нибудь и садись ко мне на колени… Лицом ко мне, лицом… А теперь сделай так, чтобы я заболел гриппом. Только, чур, взасос не целоваться, у меня жена ревнивая.

Спустя пару часов окончательно выбившаяся из сил Маринка взмолилась:

– Мне проще пять минетов подряд сделать, чем носом о мужика тереться да ещё через каждые десять минут чихать на него. Сноровки не хватает. Давай лучше займёмся чем-нибудь привычным. От классики до анала.

– За прямую кишку уже не боишься? – поинтересовался Цимбаларь, которому все эти телячьи нежности тоже изрядно надоели.

– Рукой подержу, – перебираясь на кровать, ответила Маринка. – Не в первый раз… А что ты сидишь, словно в гостях у английской королевы? Ныряй под одеяло.

– К сожалению, это не входит в мои сегодняшние планы, – Цимбаларь картинно развёл руками. – Да и время на исходе… Зато твой засморканный платочек я заберу с собой. Так сказать, на память.

– Да ты, оказывается, не только извращенец, но ещё и фетишист! – Маринка удручённо покачала головой.

Как и было обещано, Цимбаларь вернулся в Чарусу через двое суток. В вертолёте он опять переоделся в милицейскую форму и выглядел теперь как обычно, только всё время покашливал в кулак да сморкался в изящный дамский платочек.

На прощание он сказал авиаторам следующее:

– Как вернётесь на базу, хорошенько выпейте, а на закуску не жалейте чеснока и лука. Если почувствуете недомогание, сразу бегите к врачу. Не исключено, что я подцепил в Питере грипп.

Однако оказавшись на земле, Цимбаларь повёл себя в высшей степени легкомысленно. Первым делом он страстно расцеловал Вальку Дерунову, на радостях буквально повесившуюся ему на шею. Впрочем, в отличие от других обитателей Чарусы, Валька имела иммунитет к гриппу. Болезнь ей почти не грозила, зато в качестве вирусоносителя она была просто незаменима.

Пообедав с дороги у заведующей фермы, Цимбаларь зашёл на сыроварню, а потом посетил церковь, где терпеливо отстоял службу и даже подходил к алтарю целовать крест.

– Куда это вы в последнее время запропастились? – поинтересовался отец Никита.

– Следуя вашему примеру, искал средство борьбы с дьявольским искусом, – смиренно ответил Цимбаларь.

– Вне лона церкви это вряд ли возможно, – в словах священника прозвучал мягкий упрёк.

– Так оно, наверное, и есть. Но я человек нецерковный и привык действовать методом проб и ошибок, – он закашлялся. – На днях, например, я обращался за помощью к блудницам…

Вернувшись на опорный пункт и уже ощущая лёгкую ломоту в суставах, Цимбаларь связался по рации с Людочкой.

– Можешь поздравить меня с возвращением, – сказал он. – Побывал в Питере. Как говорится, окунулся в атмосферу большого города.

– И чем же эта атмосфера отличается от здешней? – осведомилась Людочка. – Кроме, конечно, высокой концентрации выхлопных газов, винных паров и табачного дыма.

– В ней буквально кишат вирусы гриппа. Кашляет, наверное, даже ангел на шпиле Петропавловки.

– И ты решил осчастливить этим подарком Чарусу, – сказала Людочка таким тоном, словно ничего хорошего от Цимбаларя уже давно не ждала. – Что же, в таком случае, ты прикажешь делать нам?

– Вам троим рекомендую немедленно сделать прививки от гриппа. То же самое касается и твоих школьников. Да и вообще не мешало бы распустить их всех на каникулы… Ну а дальше как получится. Инфлюэнца должна сама найти наиболее важные элементы дьявольского ока.

– Как у тебя всё просто… А ведь речь идёт о живых людях.

– Покушения в моё отсутствие случались? – Цимбаларь предпочёл сменить тему разговора.

– Было одно, но, к счастью, неудачное… Охотник возвращался из леса и ни с того ни с сего выстрелил в окно фельдшерского пункта, где в это время маячил силуэт Кондакова. Пётр Фомич отделался лёгким испугом.

– Охотника, надеюсь, задержали?

– Да. Божится, что ружьё выстрелило само, когда он перебрасывал его с плеча на плечо.

– Ну ничего, скоро этот беспредел закончится, – с преувеличенным энтузиазмом пообещал Цимбаларь.

– Если Чаруса вымрет – вне всякого сомнения.

– Не каркай! – Он постучал по дереву, а потом для верности ещё и сплюнул через левое плечо.

– Встречаться с нами, ты, похоже, не собираешься?

– Пойми, я же больной! Ещё не хватало вас заразить.

– А мне кажется, что тебе просто стыдно посмотреть товарищам в глаза. – Людочка без предупреждения отключилась.

Теперь всё своё время Цимбаларь посвящал общению с людьми, методично обходя избу за избой. Сердобольные старухи, заметив у гостя явные признаки простуды, советовали ему попить чая с малиной и полежать на печи, но он только отмахивался. Если бы простодушные хозяева знали, какую именно цель преследуют эти визиты, то, наверное, гнали бы участкового прочь поганой метлой.

Почихав и посморкавшись дней пять, Цимбаларь почувствовал себя лучше. Он даже отпраздновал своё выздоровление, подарив Ване Коршуну аж пять бутылок коньяка, правда, ёмкостью в сто грамм каждая.

Зато среди жителей Чарусы появились первые заболевшие. Инвалидка сексуального труда Маринка не подвела своего клиента. Из Северной Пальмиры он привёз полноценный, натуральный грипп, проявлявший себя классическими симптомами – высокой температурой, слабостью, болью в суставах, отёчностью слизистых оболочек.

О темпах развития эпидемии и о состоянии больных Цимбаларя регулярно информировал Кондаков, сутки напролёт не снимавший марлевой повязки. Однажды вечером между ними состоялся такой разговор.

– Можешь радоваться, – буркнул Пётр Фомич. – Грипп достиг апогея. За день у меня было тридцать вызовов. Скоро доить коров будет некому.

– Тяжёлые случаи есть? – осведомился Цимбаларь.

– До этого пока не дошло. Но хуже всех себя чувствует старуха, у которой ты раньше столовался. Она уже и за попом послала.

– Сейчас я там буду, – он стал поспешно собираться.

Когда Цимбаларь вошёл в избу Парамоновны, священник уже удалился, хотя о нём ещё напоминал едва уловимый запах ладана.

Соседка, присматривавшая за больной, пояснила, что батюшка отпустил хозяйке грехи, однако с соборованием спешить не стал – надежда на выздоровление оставалась.

– Отцу Никите самому нездоровится, – продолжала она. – Еле на ногах держался, сердешный. Руки трясутся, по лицу пот ручьями. Проклятая зараза всех косит – и праведников, и грешников.