Сергей Демченко - Ангел

Я усмехнулся.

Современный человек, да как и люди во все остальные времена — все они предполагают сходу, что некто, путешествующий в одиночку, не таскает с собою лыж или валторну в чехле, чтобы пиликать на ней в минуты душевного подъёма на привалах. Тем более человек, выглядящий, как воин. Спутать меня со странствующим монахом было невозможно при всём желании. В своём одеянии, при своих размерах и физической форме я выглядел именно как воин. А потому предположить, что в чехле лежит именно оружие, было делом элементарной логики.

— Ты поверишь, если я скажу, что в душе являюсь финским лесорубом, а в чехле — мой фирменный и любимый колун?

Лицо Джи обиженно вытянулось, а Чик засмеялся негромко, словно оценив, как его друга надели на кол уязвлённого самолюбия.

— Да, Джим, это оружие. Ты прав. Но я им доселе ни разу не пользовался. И пока даже не могу предположить, зачем оно мне придано. Потому как угрожать им — угрожал, но ни разу не пустил его в ход. Словно что-то не даёт мне сделать этого. Не даёт осквернить его, что ли… Будто предназначено оно для чего-то особенного, ради чего стоить поберечь, не распылять бездарно его силу. Это тоже одна из загадок, что для меня самого крайне интересно разрешить…

— …Там топор. Скорее, даже секира. Обоюдоострая, страшная и огромная, как межконтинентальная ракета. — Сказавший это Нортон, внезапно перестав смеяться, смотрел на меня очень серьёзно и внимательно. Казалось, его взгляд буравил меня с целью во что бы то ни стало выяснить верность собственной догадки.

— Я знаю, кто Вы, чужак… Я знаю, как по-настоящему тебя зовут. Вы — Аолитт. — При этих словах я поперхнулся чаем, а толстяк продолжал как-то грустно, но очень уж уверенно:

— Вы были когда-то предсказаны, Ангел. Предсказаны нам, тупому и недалёкому человечеству, что как всегда, не пожелало усмотреть в пророчествах знающих собственную горестную судьбу. Не пожелало, потому как свинья звёзд не видит… — Чик уныло хмыкнул себе в нос. — Мы не любим читать, не любим думать, не любим искать аналогий и ненавидим делать из них выводы. Если только они не касаются завтрашней денежной выгоды. Но Вас предсказала сперва Библия, потом — так называемые «свитки Мёртвого моря», а потом… — маклер порылся в памяти, — да, точно! Его звали фон Сирвенгом. Несуществующий нигде, ни в каких анналах, писатель — фантаст и предсказатель-тень. Вы очень точно там описаны, я теперь это вижу. Скажите, энергетические пули… — они при Вас?

Чик глянул на меня так, словно пытался вывести меня на чистую воду, уличить во лжи, в каком-то шарлатанстве. А с другой стороны, его глаза отчаянно молили меня о том, чтобы я это сказал…

— Пули? — я был немного удивлён. Как тем, что моё появление на планете, моё второе «рождение» не было столь уж неожиданным, а было чуть ли не ожидаемым событием для небольшой массы тех, кто читал этого самого Сирвенга. Так и тем, что у меня спрашивали некие «пули».

— Чик, я не имею никакого огнестрельного оружия. А уж тем более патронов к нему. В ваше время имеются прообразы энергетического вооружения? — Мой тон не оставлял сомнений в том, что я слышу о таком впервые. Чик ожесточённо потряс головою. Значит, нет. Нет такого оружия. Уж кто-кто, а этот миляга с глазами всезнающего ленивца должен был располагать такой информацией. Внезапно меня осенило:

— Погоди. У меня есть кое-какие вещи, обладающие страшной мощью, — с этими словами я распахнул полу плаща, словно стародавний торговец дефицитом на «блошином» рынке, и ненадолго явил их взорам пенал с рядком лежащими в нём девятью предметами, — и если это ты сможешь назвать пулями, тогда да, — я их имею…

Даже при мимолётном взгляде на мой «патронташ», так небрежно, словно окорок в мясном отделе, расположившийся на моих чреслах, Нортон мгновенно побелел, как полотно, и даже слегка качнулся назад, словно его «повело» от дурноты…

— Спаси нас всех, Господи… Это действительно правда… — только и прошептали его бескровные губы. — Вы Алиотт, Высокий…, и в этом нет никаких, никаких сомнений…

Он как-то торжественно и неспешно привстал, сопровождаемый удивлёнными глазами товарищей, и произнёс дрожащим и срывающимся голосом, будто лицезрел одну из главных святынь Вселенной:

— Приветствую Вас, Высокий; приветствую Ангела, несущего Печать Бога Живого… — С этими словами Нортон почтительно склонился передо мною, слегка растерянным и смущённым.

Как заворожённые его примером, подорвались с песка и вытянулись передо мною, не мигая и лихорадочно двигая кадыками, Рене и Джи. Очень вероятно, что они и не в полной мере понимали причин столь высоким стилем выраженного мне почтения, однако уж если даже их умный и столь важный Чик счёл необходимым так себя повести, то им и сам Бог велел кивать мне угодливо и соглашаться во всём с всезнающим Нортоном…

Чик явно не знал, куда себя деть, а наблюдавшие за его нервным поведением друзья и вовсе не решались не то чтобы присесть или иначе разрядить обстановку, но даже чихнуть, похоже, казалось им кощунственным в моём присутствии. До них тоже вдруг дошёл смысл сказанного их напарником слов, и теперь на их лицах медленно и неумолимо расползалась меловая лужа испуга. Не хватало, чтобы тут началась истерика. Поэтому я взял инициативу в свои руки и произнёс насколько мог ободряюще и по-простецки:

— Мужики, всё это так…наверное. Но давайте вы лучше присядете? У меня масса вопросов, и терять время на все эти… реверансы не будем. Давайте, чувствуйте себя, как дома!

Судя по виду Чика, мои слова в его глазах были чуть ли не святотатством, и ему, видимо, очень хотелось начать спорить со мною о не понимаемом мною же собственном величии и святости, и он уже почти набрал было в грудь воздуха…

Однако вовремя вспомнил, наверное, с кем он собрался тут вести диспут, недоумённо моргнул, как если б осознавал собственную горячность, как-то обмяк и тихо присел на песок. Туда тут же с готовностью и из последних сил попадали Ковбой и Мони. Видимо, ребятам было до того не по себе, что Рене тут же припал к бутыли с тёплой водою, глотая её, словно голодный кашалот креветок. А Джим нервно закурил, не сразу сумев зажечь спичку трясущимися руками. Когда ж это ему всё-таки удалось, он задымил сигаретой непрерывно, не выпуская её из плотно сжатых губ. Курил, как дышал бы загнанный кролик.

Минутное молчание грозило было затянуться, когда Чик, до этого сидевший недвижно и зачем-то прикрывший веки, начал цитировать странным речитативом:

«Трое удалились в пустыню. И были застигнуты там, и узрели они в день, начертанный от смерти человеков состоявшейся, сияние гнева небес. И видели саму ту Смерть, идущую хозяином от снежного края Земли… И чудо оставило их жить, чтобы поклониться им для пришедшего Ангела, что явился им по стопам Двух Ушедших пред Ним, и возник Он к ним из ночи в нестерпимом сиянии. И был с Ангелом Высоким меч, что остановит верховное Зло в день полного торжества его. И нёс Высокий завещанную Печать Небес, что откроет древние Врата, и впустит на Землю ожидавшее часа Воинство великое, и в Земле — Первое. Воинство, что пронесло в себе сквозь терпение и бесконечность времени Слово присягнувших, и зерно кары, однажды обещанной… Воинство более древнее, чем сама хранимая Земля, и все звёзды её. И были начертаны имена на всей Печати, что составляли её сущности, как то: «Печать Греха», «Печать Верности», «Печать Долга», «Печать Предательства», «Печать Познания», «Печать Прощения», «Печать Отваги», «Печать Войны», «Печать Раба», «Печать Покорности», «Печать Зла». И на главной Печати начертано было имя — «Сила, Выбор, Печаль». И не было равных ни в Упорядоченном, ни в Хосе двенадцати её округлостям. И само сияние великих Небес в тот день могло окончательно померкнуть, когда б не стала хоть одна из частей Печати в место своё…»