Сергей Демченко - Ангел

Безусловно, нападавшие не знали, какие цели преследует чужая одинокая машина, со средней скоростью в пятнадцать тысяч километров в час пронзающая пространство, и сочли, скорее, его полёт за разведку. Некоторые недавние успехи, когда в летящий строй, в скопление боевых модулей тонхов разом ударило несколько "атомных установок", называемых ещё «лазерными», поразивших почти разом около трёх десятков мыслящих боевых машин без пилотов, вызвали у низших, как видимо, прилив некоторого первичного оптимизма. От которого, наверное, те приободрились, решив, что им вполне по силам расстреливать и летящих одиночек. С учётом всех этих негативных для себя событий тонхи поменяли тактику. Теперь атакующие население планеты модули действовали развёрнутым строем и на большом расстоянии друг от друга, сходясь для общего массированного удара лишь на краткие мгновения. И перестав уделять внимание добиванию крохотных группок. Как понимали тонхи, люди скоро и сами вымрут от голода и отсутствия какой-либо организованной помощи. Потери среди захватчиков почти прекратились. Сбитые случайно пара-другая модулей за прошедшую земную неделю вообще не в счёт. Всё же они на войне. Если так можно назвать эти почти ничем не омрачаемые победы. Натолкнувшись на слабое и неорганизованное сопротивление, Сильные, тем не менее, назвали это войной. Любая, даже самая робкая и неумелая попытка защитить себя с оружием в руках, по всем кодексам и законам, всюду и везде, называется вступлением в состояние войны. Исходит ли это действие от цивилизованного сообщества, или от метнувшего камень или копьё в чужого воина, дикаря. И окончательно развязывает руки агрессору. Именно такая позиция подходила и тонхам, вся жизнь и смысл которых состояли именно в ведении войн. Войн когда-то непрерывных и кровопролитных. И чем сильнее был враг, тем желаннее и неизбежнее для Сильных была война. А на войне так же неизбежны потери. С обеих сторон. Как в живой силе, так и в вооружении. Неполные полторы сотни своих убитых воинов тонхи спокойно и обыденно отправили в Пределы с приданными обычаями почестями. А модули… На фоне предыдущих межзвёздных сражений, когда потери одного эпизода боя исчислялись десятками, если не сотнями тысяч живых существ и тысячами малых летающих средств нападения и защиты, потери здесь даже не замечались. Правда, у тонхов более не было прежних размеров армии и запасов модулей, что в далёком прошлом составляли основу их могущества и гордости. Но и того числа в девять тысяч аппаратов, из которых не пострадали даже половинной доли процента, да за право создать новый Дом… Тонхи перестали бы уважать себя, если б вдруг начали переживать за такую малость, как необходимое или разумно достаточное во имя победы число собственных принесённых жертв. Если вопрос касался принципа, их устраивало любое их число, если назавтра окажется, что Сильные всё же победили. И осталось по сотне плодовитых тонхов обоих полов, чтобы в недалёком будущем воссоздать расу… Для них день "оплаканных потерь" стал бы новым "Днём позора" расы. Думать и строить планы они могли лишь о том, чтобы полностью поставить на колени, извести под корень своих врагов. То, что тонхи бежали от своего Бога, их нимало не смущало. Они не настолько неразумны, чтобы не понимать, что с Богом сражаться практически бесполезно. Даже если ты можешь собрать силы, волю в кулак, преодолеть ненадолго страх и совершить, допустить в его отношении кощунство, — убить. Боги всё-таки бессмертны и мстительны. Они способны, в отличие от простых существ, извести расу целиком. А остальных — «простых» своих врагов — тонхи не боялись. Будь их хоть половина Вселенной, занимай они своею построенной в ряды массой всё это пространство, тонхи сгрудились, сжались бы в силе своей, гордости и упорстве, и приняли бы свой последний бой. Если только это — не Труаргхи… При этой мысли Наагрэр неприятно кольнуло в области горла. Жаль, бесконечно жаль, конечно, что тогда, где-то примерно в этих же неопределённых границах Предела, Сильные отступили… Даже не отступили, если говорить точно. Бежали, спасаясь и не пытаясь остановиться. День краха устоев и силы расы давно похоронен в памяти её простых солдат, но он живёт болезненным нарывом в Вопрошающих. Чтобы, помня об этом дне, не позволить тонхам повторять подобных ошибок. Как ни прискорбно было Наагрэр сознавать это. Ещё он смутно и с болью в груди понимал, что воинов, подобных непобедимым и непревзойдённым во всём, совершенным и стойким Труаргхам, едва не свернувшим в обратную спираль сам факт развития и самого существования тонхов, — таких воинов просто не может рождать слепая, не мыслящая и не живущая самостоятельно, Случайность. И не может пестовать их что-то Безликое и Безвольное. Их, казалось, вскормило само Древнее и Вечное Время. Чей бег тоже явно контролируем кем-то Изначальным…

Пытая непрерывно вскоре поддавшихся его неукротимой воле жрецов, Доленгран узнал всё, что знали они все вместе, но что столь неохотно рассказывали Ведущему. О своей расе, об основах Веры и мироздания. Ибо не всё в их истории было блистательным и правильным. Что-то отдавало даже нечистотами. Своего рода дикое потрясение пережил он, когда стал понимать, что в привычном ему понимании Бесконечности есть другая, более древняя и не менее могущественная Сила, что в состоянии перетрясать Озёра, как песок в ладонях, швыряя их горстями в гневе своём навстречу друг другу, как ворошит и переворачивает валуны, перемалывая их в мелкие камешки, прибой. В состоянии создавать многочисленные Миры, как дождь создаёт смеси веществ, диаметрально противоположных друг другу, но замешанных жидкостью в единый комок, объединённый почвенной субстанцией. Это как основа всего, как непостижимое право и свобода дарить и отнимать жизни в размерах населённых Систем…

И Ведущий начинал подозревать, что вся история их существования есть не что иное, как одна из сил, коей оперировали, управляли, и которую беззастенчиво использовали, во имя каких-то непонятных ему пока Противостояний, не простые, а Великие Силы. Он задал Вопрошающим много неудобных вопросов. Узнал ещё больше. И про настоящего бога, — Хаара, что когда-то давно создал их как одну расу, приведя первых деоммандов к максимально возможным силе и могуществу, коих опасались затем многие. И о том, что пришёл он в мир тогда, когда в памяти свободных от предрассудков деоммандов стёрлись все воспоминания о первом и как-то быстро ушедшем из их жизни странного Ииегуро. Потом, внимательно и с затаённым дыханием, он снова долго всматривался в его пугающе неординарные черты, не присущие ни одному встреченному тонхами существу. Так говорили Вопрошающие. И нет-нет, а казалось ему самому, что в чертах Ииегуру на миг проступали насмешливо образы низших. Это представлялось ему несусветной глупостью, и он старался встряхнуть, освободить воображение и зрение от наваждения, но снова и снова виделись ему потом чьи-то столь земные глаза, пронизанные светом незнакомых тонхам чувств и мыслей…