Сергей Демченко - Ангел

Расчёт, помноженный на страх, отчаяние и оттого многократно возросшую силу, оказался верен.

Подгнивший позвоночник Джимми не выдержал, и тело его, найдя на своём пути устойчивую преграду, губительную опору, с противным треском переломилось назад. Сложившись назад наподобие стоящей на столе открытки, вывернув попутно шею, Долан рухнул вниз с грохотом, говорящим о полной утрате ориентации и контроля над собой. Едва не выдернувший себе из плечевых суставов рук сержант, когда его рвануло за Доланом в проём, шмякнулся левым боком о бетонный пол, как смог быстро вскочил, чувствуя, как обиженно разоралась внутри потревоженная боль, и кинулся к лестнице, чтобы успеть доделать то, что было им затеяно. Не обращая внимание на пожар внутри, придерживая правой рукой живот, Дик скатился вниз, быстро тарахтя каблуками, как это делают профессиональные матросы на кораблях. С трудом успев перескочить через лежащий труп часового, он зашарил глазами по маленькому низкому тамбуру, из которого в четыре стороны разветвлялись узкие коридоры, заваленные телами, а стены и потолок которых были покрыты частой, хаотичной паутиной отверстий от выстрелов. Где красноватым, неярким светом горело шесть дежурных ламп. Ламп, напоминающих всем о том, что это помещение особого режима, в котором при подозрительном поведении человека безо всяких разговоров стреляют в упор. Тварь от удара залетела за первый же, правый поворот, и теперь её чёрные от грязи босые ноги торчали из кучи переплетённых в свободных позах мёртвых тел. Из-под которых натекли целые лужи уже подсыхающей крови. Спустившись ранее сюда, Долан натворил дел, и теперь он тоже возлежал среди них, своих собственных жертв, неестественно сильно прогнувшись назад и закрыв глаза. Дик с гулко бьющимся сердцем наклонился вперёд, пригляделся… и не поверил собственным глазам. Перед ним лежал практически не изменившийся с начала вечера Джимми! Такой, каким его видел Брэндон, придя к нему в палату. Даже болезненный румянец скул — и тот был на месте! Он будто спал. Как если б в его жизни никогда и не было этих последних кошмарных страниц. Измождённое лицо Джимми не было ликом покойного. Дик оторопел. Он стушевался, не зная, что и думать, что предпринять. Неужели ему всё показалось?! И лежащий перед ним человек — убитый им только что Робинсон?! Но кто тогда эти люди? Кто убил и раскидал их здесь? По кому так яростно стреляли обречённые солдаты перед тем, как всё же умереть?

Сержант чувствовал, что начинает понемногу сходить с ума. Его лихорадило, взорвавшийся и подаривший ему пару энергичных минут уставший мозг начинала застилать белая пелена. И сквозь эту пелену он вдруг заметил, что Джимми едва уловимо шевельнул пальцами рук. И тут же к сержанту вернулось «настоящее» лицо Джимми. Брэндон понял, что несколько секунд его воспалённый мозг просто подвергался галлюцинации. Внезапно приступ отчаянной ярости захлестнул сознание Дика, он бросился вперед, топчась прямо по трупам, едва не упал, споткнувшись о чью-то большую голову…

Не помня себя, а сосредоточившись целиком на одной-единственной мысли, Брэндон одним последним прыжком вскочил ногами на руки Робинсона, схватил его неожиданно ледяную голову и резко, что было сил, рванул её влево. Раздался характерный хруст, и голова Джимми повернулась к нему, силясь разомкнуть часто заморгавшие вдруг веки. В мозгу сержанта еле слышно и как-то просительно раздалось:

— Оставь меня… Мне больно, человек…

Дик пронзительно закричал, терзая в тисках рук разрушенную голову Робинсона, что всё ещё старалась, силилась открыть глаза. В и без того сломанной шее что-то непрерывно чавкало, хрустело и поскрипывало, а Брэндон всё ворочал и ворочал её, словно силясь открутить целиком. Его страдальчески искажённое лицо, на котором смешались налёт безумия, ужас, злоба и решимость, заливал пот. Его живот и руки заливали гнилостные потоки. Не замечая этого, Дик привстал, поменял положение, навалившись коленями на плечи Робинсона, и стал неистово дёргать его голову вверх и на себя, с каждым разом всё сильнее и сильнее, будто выкорчёвывая из земли застрявшую в ней длинную стальную трубу, вбитую под устанавливаемый когда-то столбик. Наконец, где-то после восьмого рывка, позвонки трупа поддались, и с противным хлюпаньем стали надрываться сперва расслабившиеся от дёрганья мышцы. А затем заскрежетали покидающие мембраны своих оснований позвонки. Растянутая и несколько удлинённая шея Джимми бессильно прилегла на ладонях Дика, словно утомлённая неравной борьбой. Тяжело дышащий связист утёр пот со лба, вновь взял в руки голову Робинсона, разглядывая её некоторое время какими-то странными глазами, в которых больше не было ни капли страха. Затем примерился, встал поудобнее, обнял голову под подбородком, зацепив в «замок», как при удушающем приёме, напрягся… И в неистовом крике, от которого заледенела бы кровь в жилах у любого наблюдателя, начал тянуть, тянуть вверх, до отказа…

Мышцы на руках Брэндона вздулись до состояния предельной рельефности, и казалось, что они лопнут, подадутся раньше, чем сам предмет его усилий. Когда, внезапно пойдя на попятную, голова вдруг стала медленно, но неуклонно двигаться за направленным вектором усилия рук. С последним толчком рвущей свои связи плоти она отделилась от тела, на миг под расползшейся кожей мелькнули лопнувшие волокна грязно-белых мышц и обломки позвоночника…, и тут же всё это залило зловонной жижей, потоком хлынувшей из раскрытого настежь обрубка шеи…

…Человек пришёл в себя и с превеликим трудом сел. Испачканный с головы до пят гнилой кровью, качающийся от слабости, он всё старался встать, чтобы отодвинуться от распростёртых останков того, что называлось Джимом, на которых он и возлежал. Когда ему это, наконец, удалось, он, приподнявшись с четверенек у угла, опираясь мелко дрожащими руками о стены, пошёл куда-то по первому же попавшемуся на его пути коридору. Затем, словно вспомнив что-то, сержант остановился, долго стоял, будто раздумывая, потом обвёл стены странным, блуждающим взглядом, и начал разворачиваться. Вернувшись назад, он — на подгибающихся ногах, заплетаясь ими до такой степени, что ему приходилось иногда почти бежать, дабы не свалиться вновь, — двинулся по другому выбранному им ответвлению. Два раза ему пришлось останавливаться, цепляясь пальцами за любые выступы, чтобы перевести дух и перебороть приступы подкатывающей дурноты, не дать себе свалиться. Потом снова продолжал медленно брести, свесив голову и вывихнутую левую руку, опираясь на стены лишь здоровой конечностью. Доковыляв примерно до середины коридора, он поднял голову, сфокусировав взгляд на табличке средней двери, и вяло толкнул её внутрь. Легко отворившаяся с кажущимся нереальным в той гнетущей тишине скрипом, толстенная звуконепроницаемая и бронированная дверь тут же услужливо распахнулась. Не удержавшись на ногах, не ожидавший этого Дик ввалился внутрь, упав плашмя на покрытый резиновыми ковриками пол. И вновь потерял сознание…