Сергей Демченко - Ангел

— Да, Питер. То, что тонхам следовало бы охранять лучше всего, они оставили наедине со случаем. Не ожидая от «низших», и тем более от меня, ничего того, что могло бы им навредить в собственном Доме. Как это часто бывает у сильных существ, уверенных в ничтожности всех прочих окружающих. А потому — она будет умирать! Медленно и не протестуя, приняв твою кровь за «своего», и одновременно довольно чувствительно снижая выдаваемую на установки корабля мощность. Так, что просыпающиеся тонхи намного, если не навсегда, задержатся с «рождением» и «развитием», а их разрушительные модули вряд ли смогут больше подниматься в небо ваших городов. Через несколько часов они почувствуют первые проблемы. Но сделать что-то уже не смогут. Пока тонхи вынуждены будут оставаться здесь, у полюса, твои соотечественники, как минимум, получат так нужную им передышку.

— Это хорошо. Правильно это. Начинай уже, Правитель. И пусть мои несчастные собратья ещё долго населяют Землю… — Человек блаженно прикрыл такие уставшие, непосильно тяжёлые веки…

Анаггеал решительно нажал кнопку. Раздалось едва слышимое гудение, и внутренности прибора начали заполняться ставшей блекло-красной жидкостью. Эритроциты сдались. Человек таял на глазах. Его дыхание стало настолько редким и поверхностным, что трудно было определить момент, когда оно и вовсе перестанет наполнять лёгкие слабыми толчками воздуха. Однако лицо сохраняло безмятежное спокойствие удовлетворённого итогами жизни человека. В тот момент, когда уже казалось, что Гарпер потерял сознание, он внезапно разомкнул бледные губы и еле слышно, но чётко произнёс:

— Ты здесь, Архангел?

Маакуа склонился к его устам с печалью и заботой:

— Да, Питер. Я с тобой…

Человек устало вздохнул и прохрипел сорвавшимся голосом:

— Я ухожу, Первый… Скажи за меня перед ним словечко… — Прибор начал едва заметно попискивать, извещая, что практически наполнен. Это значило, что даже этой, больной его крови, в человеке почти не осталось. Что его сердцу нечего больше качать, и его сознание должно было уже безвозвратно померкнуть. Было просто непонятно, чем он жил. Возникла пауза, во время которой Питер даже не шевелился. Анаггеал решил было, что человек мёртв, и хотел удостовериться в смерти Гарпера, но тот внезапно настежь распахнул глаза и вновь хрипло, но невесть откуда взявшейся силой заговорил, словно только затем и цепляясь за край пропасти, чтобы успеть сказать туда, наверх свои, быть может, самые главные, слова:

— Самое…крохотное. Скажи. Что я не герой, нет. Я просто честно выполнил Предначертанное. Как настоящий мужик. Нет, — говоря, не заступайся. Это будет лишним. Я грешен, и я сам… за всё отвечу. Просто скажи Ему, что я умирал, говоря с тобою о Нём…

Мышцы тела начали мелко дрожать. Спавшиеся органы делали его похожим на едва наполненный воздухом сморщенный сосуд, он больше сипел, чем чётко произносил слова. Анаггеал понимал его скорее сердцем, чем слухом. Но истончённые и белые до неузнаваемости черты лица умирающего пылали решимостью, а глаза по-прежнему смотрели в потолок помещения с упрямством одержимого собственной истиной.

— Скажи, что я… что я в Него…почти поверил… Поверил в то, что есть нечто, что играет судьбами и Миром. Как шариками. Что Он где-то есть. Не такой, почти…беленький старичок, каким мы его себе представляем, но всё-таки… Не думаю, что смогу уверовать до конца, ибо это нелегко сделать, прожив без креста… И не смогу сделать это сейчас, «призвав» Его… Потому как Величие нельзя, наверное, ни осознать, ни приручить. Не знаю, есть от этого какой-либо смысл, смерть покажет. Если я Его в ней увижу. — Он слабо улыбнулся собственному каламбуру. — Дай мне руку… Мне будет не так… страшно.

Он ухватился за запястья анаггеала слабыми ледяными пальцами, и прошептал, всё ещё силясь изобразить и удержать на искалеченном смертью лице улыбку:

— Всё… Может, ты и чужой бог, но если ты — наш Хранитель, не оставляй наше ничтожество наедине с ними…, и прощай…

Было видно, что страшные глаза пришельца, должно быть, впервые в его жизни, приобрели какой-то странный оттенок. Словно на мгновения остыла и нахмурилась бьющаяся в них огненная ипостась. Рука, до этого твёрдо державшая прибор, предательски дрогнула. В то время как другая, опустив осторожно почти невесомую длань мертвого Гарпера, потянулась к его лицу, прикрывая невидящие более глаза. "Прости меня, землянин, — я даже не дал тебе времени к принятому у вас "посмертному покаянию"… Но это неважно, ибо это — не более чем заблуждение, чем ваша собственная мимолётная оценка прожитой жизни, в которой вы даже не всё важное успеваете вспомнить. Да ты бы и не покаялся, я знаю… Ты из тех, кто принимает себя и свой собственный мир таким, каким и прожил весь отпущенный тебе срок. И когда такие, как ты, предстают перед Ним, то принимают они Решение с неуместным там, но соответствующим устройству своего сознания, достоинством. Именно из вас, как это ни странно, выходят столь ценные и несгибаемые Его Воины…

Но Он всевидящ, мудр, проницателен и справедлив, и судит Он не по вороху и спискам трусливо делаемых кем-то за жизнь, из желания попасть в "тёплое место", записей мнимого «добра». О чём глупо и наивно твердят ваши жрецы. Не по «греховности» или «праведности» прожитого отрезка времени Он судит нас. А по силе света, резонансов энергий наших душ. Не по прошлым заслугам или преступлениям нам даруется возможность прожить ещё одну или несколько жизней. А по тому, какие задачи на неё будут там, в этой новой жизни, возложены. Вне зависимости от намерений самого существа, от его попыток переустроить свой образ мыслей, поступков и смысл самого своего существования, над ним всегда будут довлеть единожды и навсегда данные ему задатки и цели. Кому суждено родиться по внутренней своей сути инертным рабом, грешным бунтарём и героем, бессердечным палачом или трусливым «праведником», тот им по сути души и останется. Даже если будет для виду тщиться изменить себя. Всё это не нужно. Неважно, кем ты был и полна ли твоя душа страха, или переполнена отваги. Для того, чтобы исполнить Им предопределённое назначение, достаточно бывает одного-единственного поступка. Самого слабого и, казалось бы, незначительного. После которого можно считать это предназначение исполненным. Весь остальной промежуток жизни тогда — уже не более чем пустое и пыльное существование отработавшей свои изначальные цели оболочки. С которой её обладатель волен творить, что угодно. Самостоятельное сведение счётов с жизнью потому и грех, что лишь только Он знает, — выполнил ли индивидуум то, для чего в него вдохнули жизнь, или ему всё ещё лишь предстоит? А потому никому не дано упредить и предугадать тот момент, в который и будет совершён тот или иной поступок, — в начале ли пути, либо в момент, когда пора уже ставить в нём последнюю точку. Его не удастся избежать никому и никогда. Ибо никто не знает точно, что именно это будет. И в чём был смысл задумок Провидения. Будь то убийство или спасение погибающего, создание крохотной вещи, способной в дальнейшем в тут или иную сторону перевернуть всё существование цивилизации, или незначительное событие, подтолкнувшее расу вперёд или же опрокинувшее её на спину… И не последним ты будешь в Его глазах, как мне думается. Возможно, ради этой вот минуты тихой и незаметной, как казалось бы, смерти, ты и появился когда-то на свет. Нет ничего случайного в этом мире, и ты это смело понял. Нет никаких "книг жизней", человек. Есть лишь одна. Та, по которой должны жить все, но которая дарована именно вам. Но в ней не будет записи о твоём подвиге, прости Его за раз и навсегда одарившего Мир тем, что не положено переписывать, урезать или дополнять. Просто твоя раса останется жить, не ведая об этой, быть может, самой великой её жертве, — потому что вскормившая тебя жестокость твоей натуры позволила тебе не церемониться и с собственной жизнью в решительный момент. Это и будет твоей единственной наградой, человек. Самой важной и объясняющей многое, если не всё в твоей короткой жизни.