Сергей Демченко - Ангел

Твой прихлёбыш Тик, которого я тогда чуть не пинал ногами, — да, я понимаю, что это именно он доносил тебе обо всех моих делах…

Но и перед нами он разболтался как-то раз не на шутку и поведал нам, неразумным, о вашем собственном позоре…

И то, как вы, отважные «небесные самураи», не раз и не два умудрялись храбро наложить в штаны, и как с перепугу вы размазали собственное же дерьмо по всему пути своего следования.

Именно по следам вашей засохшей размазни, по вашему помёту, вас, я думаю, и нашли. Твоих засранцев убил тот, чьё имя вызывает у вас неудержимые корчи внизу живота. Всех. До единого. Мы тут ни при чём, о великий вождь племени Запачканных Рейтуз! Это дело рук Маакуа! Так что знай, глава Непобедимых и Несокрушимых Дристунов: столь нелюбимое вами Оно уже здесь! Тот, кто постоянно портит вам пищеварение… — Человек перевёл дух и нервно сглотнул.

Это не было проявлением опасения наказания за собственные слова. Скорее, он собирался с силами перед тем, как выдать врагу в лицо главную, сокрушительную мысль. И он, презрительно и торжествующе прищурившись, насколько это позволяло выразить заплывшее лицо, закончил на высокой ноте, ибо знал, что присутствующие здесь «экземпляры» тонхов не чужды звучания определённых смысловых оттенков в голосе:

— Ваш кошмар, ублюдки, посланный нам нашим же Богом, не иначе, сейчас спокойно и терпеливо дожидается вас и всех ваших хвалёных Воинов у дверей нашего крохотного мира… Валяйте, просыпайтесь, высовывайте из своей навозной жижи нос! Милости просим на нашу примитивную, но действенную земную плаху, сволочи!!! — Последние слова Гарпер выкрикнул на пределе связок, с торжеством отчаяния, словно человек, уверенный, что за его возможные мучения и последующую за ними смерть жестоко, чудовищно отомстят…

…Казалось, повисшая тишина трещала беспредельно скопившимся электричеством. Миллиарды, триллионы вольт вспарывали голубыми молниями пустоту воцарившегося ледяного молчания.

Вопрошающе сидели отупевшими истуканами, вытянувшись седыми мордами и тараща округлившиеся глаза.

Наагрэр вцепился заточенными когтями в собственные коленные суставы и всё никак не мог закрыть ворота распахнутого настежь рта. Он будто порывался что-то сказать, передать, донести до всех, однако вместо речи его рот издавал какие-то бессвязные глупые звуки, а подбородок очень даже натурально вздрагивал.

Казалось, его вот-вот хватит удар. Жилы на шее Доленграна вздулись, грозя просто лопнуть от наполнившего их внезапно давления жидкостей, ему явно не хватало дыхания. Но не дерзкие слова так задели, так «возбудили» Наагрэр.

Нет, он разом забыл об их значении, как только начал улавливать в речи аборигена истинный смысл того, к чему тот вёл…

И теперь, с приходом понимания сказанного, перед тонхом будто разверзлась живая, разумная, ненасытная пропасть. Готовая пожрать и переварить его вместе с его не ожившими пока «легионами».

Ничто, ни одна другая новость, событие или планетарная катастрофа, не смогло бы произвести на Властителя такого убийственного впечатления и воздействия, как одно-единственное имя. Он словно втрое сократился в размерах и ссохся в «кресле» до габаритов насмерть перепуганной мыши.

Не лучше выглядели и остальные. Создавалось впечатление, будто на вечер собственной хвалебной песни сусликов, происходящий в зале с одним входом-выходом, именно через него заглянул «на огонёк» голодный лис…

Прерванное на полуслове, на полутоне веселье наглухо забило глотку всем ликующим…

Питер подумал, что сейчас кто-нибудь из собравшихся попросту умрёт на месте или хлопнется в обморок. По крайней мере, именно так они все здесь и выглядели. Даже безмолвные и бесстрастные Воины, всё это время простоявшие истуканами, выглядели бледно. У них словно вырвали сердце, а вместе с ним — и всю смелость.

Теперь они, скорее, напоминали понурых тряпичных кукол, которых забывчивый хозяин оставил преть в сыром сарае.

Не верящий собственным глазам человек начал хрипло смеяться.

…Грозные, могучие, непрошибаемые и чуть ли не вечные тонхи… — они сейчас походили более на малолетних детей, потерявшихся среди шумного торжища.

Растерянные, мигом утратившие собственное величие.

Жалкие и унылые, будто услышавшие самый строгий из приговоров, возможных в суде. Землянин засмеялся. Открыто, с вызовом и злорадством.

Вначале тихо, затем всё громче и громче, хохотал он, подобно Мефистофелю, который праздновал своё долгожданное, но закономерное торжество над пороками человечества.

Его слова возымели именно то шокирующее воздействие, на которое он втайне и рассчитывал. Не веря тогда до конца бедолаге Тику, он никогда и подумать бы не мог, насколько окажется правдивым рассказ ныне принудительно упокоенного тонха!

И насколько же были правы, дьявол их дери, этот негодяй Роек, да и этот учёный пройдоха Фогель, как же хороши были их выводы и слова!!! Фогель, так тонко, так дальновидно предупреждающий его, Гарпера, о том, чтобы он поскорее уносил ноги… «Ибо совсем скоро нам всем здесь станет не до науки»…

Не до науки им будет, да?! А куда мне он советовал удрать? На Луну, кажется?! Тоже мне, нашёл место для спасения…

И вот странность, словно зачарованные, ему начали несмело вторить почти все, кто наблюдал за его поведением. Мало похожие на смех звуки стали вырываться из глоток Вопрошающих и самого Ведущего. Пасти растянулись в подобии ухмылок, обнажая серые пластины костей-«зубов»…

Человек на секунду недоумённо притих, поражённый этим явлением. Но нет, ему не показалось!

Даже Воины, будто на сеансе гипнотизёра, начали, подобно собакам, подрагивать губами, растягивая их и обнажая крупные резцы. Это походило на массовый психоз, коллективное помешательство. Никогда прежде человек не видел тонха улыбающимся, не то чтобы смеющимся!

Тогда захлёбывающийся от смеха человек завалился набок и теперь просто всхлипывал от изнеможения на полу. Скоро сила его лёгких пошла на убыль. Закрыв глаза, он теперь еле слышно похохатывал, словно умалишённый. С ним началось подобие тихой истерики.

Первым пришёл в себя высокий, седой тонх. Тот, кто заговорил с Наагрэр, и чья мантия отливала едва заметным золотом на красном фоне грубого материала, из которого была сделана.

Гневно ударив ладонью в ладонь, он громко и отчётливо произнёс:

— Опомнитесь, тонхи! — И решительно встал во весь свой немалый, внушительный рост.

— Наагрэр Доленгран! Придите в разум! Хранители веры!!! — он старательно и резко призывал всех к порядку, и понемногу в зале воцарялось спокойствие. На него недоумённо уставились, словно не помня, зачем и по какой причине все тут собрались. Потом лица обрели осмысленное выражение, и Вопрошающий поспешил озвучить свои собственные мысли, но уже на языке тонхов: