Уолтер Хант - Темное Крыло

— Что-нибудь не так, сэр? — снова спросил Чан.

— Нет… Ничего. Совершенно ничего. — Он шагнул в открытую дверь и направился по коридору к лифту, продолжая размышлять о Темном Крыле.

Два письма, оба с официальной печатью и подписью Его Императорского Величества Александра-Филиппа Джулиано, были отправлены одновременно из императорского особняка на Оаху. Первое письмо, напечатанное на веленевой бумаге, на персональном бланке императора, было отправлено с курьером. Женщина-курьер положила его в специальный портфель и быстро поднялась на борт вертолета, который доставил ее на взлетное поле, расположенное на соседнем острове Молокаи. Личный межконтинентальный шаттл императора был уже наготове. Через несколько минут с курьером на борту он уже летел на запад. Челноку предстояло преодолеть почти половину окружности земного шара, чтобы приземлиться в Женеве, где заседала Имперская Ассамблея.

Адресат второго письма находился гораздо дальше. Этот документ, в отличие от первого, был записан на электронный носитель и с соответствующей скоростью передан на орбитальный спутник связи, который направил сжатый пучок лучей на звезду пятой величины в созвездии Скорпиона. Этому сгустку энергии, в свою очередь, потребовалось менее микросекунды, чтобы сформироваться, расшириться и исчезнуть в неуловимости космического прыжка. На то, чтобы оба письма прибыли по адресу, ушло примерно одинаковое время.

В Женеве выдался ненастный день. Необычно холодный для августа, он застал жителей города врасплох. Сидя по домам, люди наблюдали за потоками дождя и порывами ветра — первыми напоминаниями об осени. На покрытые виноградниками уступы гор в Салеве, в десятке километров от фешенебельного пригорода Каруж, все же легли робкие лучи августовского солнца, но это только добавило досады тем прохожим, которые так и не увидели самого светила, скрытого за синевато-серыми облаками, отражавшимися в подернутой рябью поверхности Лак-Лемана.

Премьер-министр стоял возле окна своего кабинета на шестом этаже и наблюдал за непогодой. Он наконец смог на несколько минут покинуть заседание Ассамблеи и остаться наедине с собой, наслаждаясь пейзажем, не потерявшим своей прелести даже в ненастье. Впрочем, по-настоящему отвлечься от дел не удавалось. В дыхании приближающейся осени его живой ум увидел метафору того, что происходило в парламенте: все лето он вел там сложную игру, маневрировал, стараясь добиться преимущества.

Теперь же все кончено. Он не сдал ни одной ключевой позиции в вопросах импорта и, похоже, не сделает этого: его собственная Партия Доминиона контролировала Ассамблею на протяжении семидесяти с лишним лет и не имела настоящих соперников. Даже его извечный оппонент, Томас Сянь не мог ничего изменить. Однако серьезные враги появились у него в самой партии, в блоке, составлявшем большинство в Ассамблее.

Он знал, что кризис назревает, но протокол и чувство собственного достоинства требовали, чтобы внешне он был спокойным. Оставаясь премьер-министром на протяжении шести лет, послужив и старому императору, и его преемнику, он узнал кое-что существенное о них обоих.

«Никто не мог сказать, что дело примет такой оборот», — подумал он, повернувшись к окну спиной. Сочетание приглушенного искусственного освещения и хмурого дня делало знакомую обстановку его кабинета странной, чужой. Премьер вспомнил прежние дни, когда в окно светило яркое летнее солнце. В один из таких солнечных июньских дней он возглавил Партию Доминиона и правительство, заняв место своего дискредитированного, деморализованного предшественника, потерявшего доверие партии и (что еще хуже) самого императора. Даже при том, что монархия была конституционной, без личной поддержки человека, сидевшего на троне в Оаху, эффективно руководить Ассамблеей было попросту невозможно.

Теперь казалось, что все это было очень давно.

Лето тянулось очень долго, но и ему настал черед. Сегодня на пленарном заседании Ассамблеи, проходившем в огромном круглом зале, который был когда-то построен для Лиги Наций, премьер почувствовал, что бразды правления ускользают из его рук. Через несколько минут сюда должен был прибыть лидер оппозиции, круживший над ним подобно стервятнику, почуявшему запах падали. Уже на протяжении трех месяцев в прессе появлялись публикации по поводу событий, происходящих на окраинах Империи. Не обращая внимания на мнение ведущих политиков, адмирал Марэ повел войну с зорами по сценарию, который подвергся резкой критике со стороны общественности. В результате правительство оказалось в крайне неудобном положении: ему надо было либо одобрить акты насилия и тотального разрушения, либо признать, что Космический флот ему более не подчиняется.

Это напоминало выбор самоубийцы, который мог повеситься или спрыгнуть с утеса. В любом случае конец был бы один и тот же.

Премьер даже думал о том, чтобы найти какой-то выход, способ контроля за ведением войны, заставив одного из высших офицеров интриговать против другого. Однако Имперское Разведывательное Управление вело свою игру и не поддержало его. В итоге он оказался в дурацком положении и получил жестокий разнос от Его Величества.

— Сделайте же, наконец, хоть что-нибудь, — потребовал император, — или за все будете расплачиваться сами.

В его положении нельзя было сделать много. В последних донесениях говорилось, что Марэ дошел до крайности, молясь — именно так! — молясь об уничтожении зоров. Факты прямо свидетельствовали о том, что на пути реализации его планов у адмирала не было особых трудностей. Но куда ведет этот путь?

И как премьер-министр может остановить все это? Впервые за свою долгую политическую карьеру он почувствовал себя беспомощным.

Раздался мелодичный звонок, а затем голос секретаря:

— Ваше превосходительство, вас хочет видеть депутат Ассамблеи Сянь.

— Пусть зайдет… через пару минут.

Премьер-министр снова повернулся к окну и невольно посмотрел на свое отражение в оконном стекле. «Боже правый! — подумал он. — Я выгляжу так, словно вернулся с войны. Нет, так не пойдет». Внутренне собравшись, он сделал глубокий вдох, выпрямился, провел рукой по редеющим волосам, а потом быстрым движением огладил свою тщательно подстриженную бородку. Когда, отойдя от окна, премьер направился встретить гостя, в его облике проглядывалась обычная уверенность.

Дверь с басовитым гудением растворилась, и в кабинет вошел молодой еще человек с кожей кофейного цвета и восточными чертами лица. Он был очень элегантно одет и всем своим видом вызывал к себе доверие. К его лицу словно приклеилась улыбка, без которой он практически не появлялся на людях. Когда он приблизился к премьер-министру, его рука вытянулась, приготовившись к рукопожатию, а глаза стали цепко оглядывать кабинет, словно примеряясь к его габаритам и обстановке.