Юрий Иванович - Империя иллюзий

Ее величество довольно улыбнулась, но к открытой лести у нее имелась врожденная стойкость:

– Если бы он меня знал лучше, то не делал бы таких опрометчивых заявлений. Так что не будем отвлекаться. Может, и еще подобным образом натравить кого-нибудь друг на друга?

– А вы разве не натравили? По пути к вам нам пришлось чуток проехаться по территории Палрании, так там местный король с принцессой собрал солидное войско и готовится к войне с княжеством на западе. Но что примечательно, почти все жители в один голос утверждают, что Колючие Розы их союзники и обязательно помогут.

– Хм… – задумалась королева. – С одной стороны, меня эти немытые скотоводы уже достали своими соплями и стенаниями. Ведут себя как неотесанные мужланы. А уж женщины у них…

– Ваше величество! Ну имейте вы снисхождение к полным дикарям, – просительно развел руками Загребной. – Вам же их не в свой великолепный дворец приглашать. Просто разрешите им помахать за вашу честь дубинами в сторону запада, и всех делов.

– Да я уже и сама решилась им свою опеку оказать, – не моргнув глазом, соврала Сагицу. – Только вот и за дикарей перед своей совестью придется ответ держать.

– Великая владычица ни перед кем ответ держать не должна! – с пафосом воскликнул гость. И всеми силами подавил в себе желание ехидно спросить: «Зачем тогда вы арестовали всех послов Палрании вместе со слугами и отправили из столицы в пересыльную тюрьму?» Этот вопрос следовало отложить на потом, он со временем и так выяснится, а пока следовало бесшабашно, полным восторженного оптимизма голосом советовать: – Тем более что вашему величеству только и надо огласить доброе сочувствие, пламенный призыв воевать за правое дело и твердое обещание защитить своего младшего союзника в будущем. Тогда эти коневоды и овощеводы без всякого опасения за свои тылы так наподдадут этим наглым хиланцам, что те сами прибегут к вам просить пощады. А вам останется только казнить или миловать. Вот и вся сутяга на сухопутном фронте. Правда, в морских сражениях вам помочь никто не в силах.

– Не проблема, – с едким коварством ухмыльнулась Сагицу. – Пусть только сунутся! А в других местах мы вообще специально заманим врага на свою территорию.

После таких заявлений подтверждались предварительные выводы, что женское матриархальное государство имеет нечто очень страшное в своем оборонном активе. Может, повальные болезни похуже сечевицы, а может, и сонмы готовых выползти из подземелий духов, но любому врагу однозначно не поздоровится.

Некоторое время королева прогуливалась молча, раздумывая о судьбах мира, но вдруг неожиданно остановилась:

– А скажите, граф, только откровенно: не вы ли у Славентия главный советник?

– Нет! – прозвучал твердый и быстрый ответ. – Просто его поддерживает Сапфирное Сияние. Да и сам король умеет феноменально выбирать себе помощников и уничтожать своих недоброжелателей.

– Намекаете, что мне с ним лучше вступить в союз заблаговременно?

– Как не стыдно, ваше величество! Разве осмелится враждовать с вами даже весь мир, если вашему взгляду могут подчиняться стихии?!

Она слишком пристально глянула в ответ, но молчание лучше всего подтвердило догадку Загребного: и стихии, оказывается, находятся на службе у этой женщины. А ведь она только Бенида! Значит, обладает не столько универсальными умениями Шабена, сколько доставшимися ей в наследство неизведанными тайнами древней империи. И, несмотря на свои кажущиеся хрупкость и женственность, могла бы уничтожить одним ударом не одну вражескую армию. Следовало как можно быстрее разбираться в местных секретах, спасать Федора и уносить отсюда ноги со всей доступной скоростью. Семену начинало здесь очень не нравиться.

Вдобавок он заметил, что королева Колючих Роз стала все чаще и чаще посматривать на него с несомненно похотливыми интересами. Несмотря на важнейший в политическом плане разговор, она теперь непроизвольно облизывалась и несколько раз словно невзначай касалась своими пальчиками мужской ладони. Со стороны высшей властительницы, да еще и государства закоренелого матриархата, подобных тонких намеков на самые толстые обстоятельства считалось более чем достаточно.

И только светлым демонам было известно, сколько высокий гость применил хитрости, наглости и изворотливости, для того чтобы вывернуться из-под опасной длани монаршей ласки.

Возвращаясь к себе домой, баронета Мелиет до такой степени разозлилась на себя, что несколько раз меняла собственные планы на последние часы перед сном. То она желала отдаться вновь во власть произносимых любовных слов, то она отвергала эти слова, подозревая всех мужчин в скотском притворстве и желая проверить сказанное самыми жесткими способами, то она вдруг с неожиданным стыдом чувствовала себя грязной и обесчещенной после скотского соития с телохранителем королевы. А напоследок додумалась до такого абсурда, что ее раб только по одному взгляду на нее сразу догадается о случившемся в тайной спальне и навсегда отвернется с немым укором. Подобное измышление вообще взбесило баронету, и она кардинально изменила первоначальные планы.

Стремительно проскочила все анфилады комнат, залов и коридоров и замерла, сдерживая хищное дыхание, лишь возле дверей спальни. С кресла вскочила Сюльтези и словно бравый гвардеец доложила:

– Накормлен, напоен, вымыт и спит как убитый.

– Хорошо! Если что, позову в течение часа. Если нет, можешь идти спать к себе. Здесь оставишь кого угодно на свое усмотрение.

– Может, помочь вашей светлости раздеться? – с материнской заботой спросила служанка. Но в ответ получила лишь ласковое поглаживание по руке: хозяйка всегда понимала и ценила искреннюю заботу о своем теле. Но сейчас она стремилась остаться с рабом совершенно одна и, руководствуясь только своим наитием, решить, что делать дальше.

Внутрь вошла с максимально возможной осторожностью и бесшумно приблизилась к кровати. Убедившись, что лежащий на боку раб спит, быстро осмотрелась, оценив совершенный порядок. Прошла к одному из платяных шкафов и достала тот самый костюм, в котором ходила днем. Когда рука нащупала и достала искомый флакон, в тело ворвалось два самых противоположных чувства: радостное вожделение предстоящего удовольствия и горькое раскаяние, понимание, что она совершает дурной поступок, губит нечто светлое и ранимое, совершает огромную ошибку. Несколько минут эти два антагонистических чувства боролись в сознании девушки между собой, но все-таки матриархальное воспитание, въевшиеся в кровь привычки и традиции победили. Она твердо решила поэкспериментировать со своим саброли и окончательно выяснить высшую истину: что прекраснее – подлинные чувства или искусственное возбуждение с помощью наркотического нектара. Плохие последствия для себя она отвергала сразу, вполне прозаично рассуждая, что после любого эксперимента все всегда можно будет вернуть на прежние места.