Дмитрий Градинар - 2034. Война на костях (сборник)

Он вышел наружу, когда я уже потеряла всякую надежду. Выполз из какой-то норы и тут же упал. Потом поднялся и побрел к нам. Я сразу поняла, что это он, не знаю как, шестым, может быть, седьмым чувством. Я бросилась на землю, прокатилась, обдирая кожу, под колючкой, вскочила на ноги и побежала через пустырь ему навстречу.

– Только бы это был он, – шептала я на бегу. – Святая заступница, прошу тебя, заклинаю, сделай так, чтобы это был он.

Я уже была близко от него, когда он упал, а в следующий момент раздался выстрел.

Я брел к своим, как во сне. Сил во мне больше не было. Я сжег их все без остатка, когда мотался двое суток по подземелью, неся на руках едва живую тщедушную девочку.

Я задыхался, мне казалось, что каждый следующий шаг станет для меня последним. Потом я не выдержал и сорвал противогаз. Бросил его на землю, и вздохнул наконец-то полной грудью. А в следующий момент увидел мою Санчиту. Она бежала ко мне по пустырю, и я рванулся навстречу, но последние силы оставили меня, и я упал на колени, попытался с них встать, но не смог, рухнул ничком на землю и потерял сознание.

Карантин еле передвигал ноги. Мы с Ленкой чуть ли не на себе дотащили его до Третьей Северной Норы и вытолкали наружу. Он сразу свалился, потом встал и, шатаясь из стороны в сторону, медленно побрел прочь. Потом сорвал с головы дурацкую кастрюлю, бросил на землю и свалился опять.

В этот момент я увидела ее. Она бежала прямо на меня. Рослая красивая сука. Длинные черные волосы, каких никогда не будет ни у одной из нас, разметались на ветру.

Я взяла ее на прицел, палец лег на спусковой крючок. Я вела ствол за ней и не могла выстрелить. Я опустила винтарь.

– Дай мне, – Ленка оттолкнула меня и вырвала винтарь из рук. – Я прихлопну эту гадину.

Она выпалила навскидку, не целясь. Ей и не надо было целиться, до сих пор у Ленки не было ни одного промаха.

Но сейчас она промахнулась. В последний момент я ударила по стволу, и пуля ушла в сторону.

– Ты что творишь, ты… – закричала Ленка и вдруг осеклась и сникла.

– Пойдем, – сказала я и взяла ее за руку, – пойдем к нашим мальчикам. Я подумала…

– Я знаю, что ты подумала, – тихо сказала Ленка. – Палыч.

– Да, Палыч не стал бы стрелять. Ты помнишь, что он сказал нам тогда, последний раз, когда говорил с нами?

Ленка кивнула. Мы встали, спустились вниз и побрели по туннелю назад. Туда, к нашим мальчикам, от которых у нас будут дети.

Его даже не связали. Куда бы он теперь ушел? Наши всю ночь гнали фробистов, линия фронта отодвинулась километров на сорок к югу. Он знал, что ему нет смысла бежать. Коротконогая жаба в сером фробистском мундире. И странное выражение на в целом равнодушной физиономии: словно он вот-вот мерзко ухмыльнется. С таким подобием лица можно только ухмыляться. Предварительно в упор нажав на спуск.

Мы все старались не смотреть на него. Все двадцать шесть. И сам Тригемист. И Макс, и Алекс. И Вишенка – ее лицо задрожало, и она уткнулась всхлипывать в плечо Алекса. Алекс провел рукой по ее волосам. Сбитые в кровь костяшки пальцев – он содрал их о мундир Тригемиста, когда Тригемист удерживал его, бессвязно выкрикивавшего, что убьет эту сволочь. У Алекса здесь была мать.

Тела убрали раньше, как только наши заняли поселок. Говорят, какая-то женщина была жива, он убил ее уже на глазах у наших солдат. Его оставили, приказав убить всех.

Тригемист, щурясь, обвел нас взглядом. Глаза у него были тусклые, в красную сеточку. Не помню, когда Тригемист последний раз спал.

– Расходитесь по домам, – негромко попросил он. И добавил совсем устало: – Это приказ.

Все зашевелились и приглушенно зашумели, по-прежнему не сводя глаз с фробистского палача. Тригемист назначил ему охрану – каких-то незнакомых мне пожилых мужчин, один из них был без ноги. Все трое ушли нестройной группой, из которой никто бы не выделил на глаз подконвойного. Только тут все действительно начали расходиться.

– За покушение на жизнь пленного – смерть! – напомнил Тригемист, напрягая сорванный голос.

Макс нес чемодан Вишенки, Алекс поддерживал ее под руку. Я сама несла свой чемодан и старалась не отстать от них. Макс и Алекс шли в ногу, как солдаты, высокие, статные, слишком молодые для этой войны. Вишенка висела на руке Алекса, едва переставляя ноги, и, кажется, плакала. Меня они не замечали. Мы четверо были одноклассниками, но они трое родились в этом поселке. Я была чужая. Чужая не только им, но и всем двадцати пяти. У меня никто здесь не погиб.

Почти все дома стояли целые, только палисадники были вытоптаны и у калиток громоздились самые разные вещи – следы мародерства отступавших фробистов. Они не сожгли поселка, не вырезали сразу жителей. Для этого они оставили палача.

– Здесь, – всхлипнула Вишенка. Это был ее дом. Я когда-то давно гостила у нее. Здесь жили ее родители, бабушка и два маленьких брата.

– Дина останется с тобой, – сказал Алекс. – Я… может…

Вишенка помотала головой, а потом они поцеловались. Макс успел отвернуться, а я не успела, я только опустила глаза и твердила себе, что Алекс целует Вишенку потому, что она всех потеряла – так же, как и он, что только поэтому… Алекс отпустил ее, тронул за плечо Макса, и они ушли – высокие, в ногу…

– Замок выбили, – сказала Вишенка совсем неслышно.

Мы вошли. Комнатка у Вишенки была маленькая и выбеленная, по-сельски уютная. На квадратных окошках ровно висели занавески, белые и выглаженные, вышитые по кайме красным крестиком. На стене между окнами помещался портрет Вишенкиного прадедушки в мундире со звездой на груди, тщательно прописанный яркими аляповатыми красками. Золоченая рама была припорошена серой пылью. На пестрой ковровой дорожке посреди комнаты грудой лежали упругие пуховые подушки. Вишенка вздохнула и по-хозяйски принялась поднимать их с пола, взбивать, вытряхивая облачка пыли, и аккуратно складывать на низкую кровать. Подушек было много, Вишенка нагибалась и выпрямлялась, и снова, и снова. Вся кругленькая и тугая, с пухлыми губками и широко расставленными маленькими черными глазками. Все почему-то считали, что Вишенка очень красивая. И Алекс.

Вишенка подняла последнюю подушку и вдруг тихо и пронзительно, на одной ноте, застонала. Я бросилась к ней и, прижимая ее голову к груди, искоса взглянула вниз. Там, на полу, лежала яркая игрушечная машинка.

Вишенка еще всхлипывала, когда я засыпала. Мне приснилась сестра. Она сейчас должна была быть на севере, в эвакуации. Сестра сказала, что они с мамой живы, и повторяла это до тех пор, пока я не перестала ей верить.

…На церкви не было позолоченного креста. Купола ободрать не успели, и они сверкали нестерпимо, до рези в глазах. Тригемист поднялся на верхнюю ступеньку. Пленный стоял чуть ниже, его конвоировали Макс и Алекс.