Виктор Точинов - Черная гвардия Эридана

Чуть позже Олег сообразил: да нет, не было тут резни, – просто эвакуацию провели. Не зря ж они, курсанты, под танки ложились – там, среди раскаленного камня? Наверняка население успели эвакуировать…

Может, оно и к лучшему. Еда и штатская одежда наверняка сыщутся в домах, брошенных в спешке. А с лишними людьми встречаться беглому пленному ни к чему. Кто знает, с кем столкнуться доведется… Столько лет выкорчевывали врагов народа, а все же немало их еще, затаившихся. Теперь, небось, голову поднимут, их время пришло.

Олег, все так же таясь за кустиками бобосои, проскользнул к двери ближайшего дома. Оказалась она заперта, он не стал ломиться, обошел вокруг, поглядывая на окна – каждое прикрыто ставнями, значит, не в такой уж спешке эвакуировались… Дверь черного хода оказалась не то что не заперта, даже неплотно прикрыта, Олег приник к щели в ладонь шириной, прислушался: тихо, как на погосте. Подождал еще немного, так ничего и не услышал.

Зашел внутрь. Три комнаты, небольшие, чисто прибранные, на первый взгляд – никаких следов поспешного бегства хозяев. Но Олег особо не присматривался, поспешил на кухню: пустой желудок напоминал о себе все более настойчиво.

На столе, застеленном чистой льняной скатертью, стояла большая сковородка. И не пустая – оставалась в ней еще преизрядная порция тушеной бобосои, смешанной с нарубленными стручками молодого релакуса. Олег вообще-то тушеные овощи недолюбливал, а бобосою особенно – накушался за месяцы курсантской жизни вдоволь, на пять лет вперед. А в холодном виде, с застывшим жиром, этакое блюдо вообще в глотку не полезет…

Еще как полезло! Так уж полезло, что даже ложку курсант Ракитин не стал разыскивать, торопливо ел прямо руками, аж за ушами трещало… Наверное, трещало и в самом деле, не в переносном смысле: шаги за спиной Олег не услышал. Почувствовал, как в спину, чуть выше поясницы, уперлось что-то твердое, и приглушенный, но очень злой голос произнес:

– Попался, мародер имперский!

Вот так бывший курсант, бывший будущий младком Олег Ракитин повстречался с Хаей Зальберг – с эрладийкой и мутанткой.

…Сверху посыпались камешки, маленькие и покрупнее, затем по склону буквально скатился и сам караульный – совсем юный парнишка, дочерна загорелый, с выгоревшими на солнце белыми волосами. Оружие в руках юного партизана – громоздкое и неудобное – Олег поначалу посчитал пулеметом, но не сумел опознать модель, и лишь затем сообразил: да это же лазерный бур-резак, видел он такие в новостях, в сюжетах, рассказывающих о трудовых подвигах шахтеров-ударников. К охлаждающему кожуху бура была приделана самодельная тренога. Плоховато у подпольщиков с оружием, понял Олег. Хотя, если не ввязываться в перестрелки на дальнем расстоянии, то и таким буром, отрегулированным на максимальную мощность, мальчишка мог хорошенько поджарить все живое в расселине у себя под ногами.

Но пока что поджарился сам часовой – наверху, под жарким солнышком.

– Взопрел, товарищи, – пожаловался парнишка, причем, логике вопреки, простуженным сиплым голосом. Протянул ладонь Олегу, представился:

– Зарев. Пошли, товарищи.

Они втроем прошли за очередной изгиб расщелины и взглядам открылась черная дыра прохода в катакомбы. Был он низкий, с неровными краями, – настоящая пещера. Никаких следов от некогда установленного здесь подъемного механизма или ведущих под землю рельсов: когда-то, много десятилетий назад, горняки вышли к поверхности, следуя за слоем руды – вот и получилась эта дыра.

Похожих отверстий в окрестностях Красногальска было множество, ни количество их, ни точное расположение не знал никто. Когда-то, в конце гражданской и сразу после ее окончания, в катакомбах несколько лет прятались имперские недобитки, совершая по ночам бандитские вылазки, – надеялись, что вот-вот с небес ринутся вниз штурмовики и десантные глайдеры, украшенные имперскими орлами. Война под землей трудна, боевую технику в узкие штольни не протащить, а любое численное преимущество бесполезно в узких проходах. Но все же недобитков добили – замуровали заживо, вычислив их берлоги и завалив взрывами все входы и выходы. Имперские штурмовики и глайдеры опоздали с возвращением на три десятилетия… Но все-таки вернулись, и теперь роли поменялись.

Причину простуды часового Олег понял очень быстро, уже в сотне шагов от входа в штольню – чем глубже они опускались, тем сильнее чувствовался холод. Как же тут обитает боевая ячейка? Отапливают как-нибудь свою базу? Опасное это дело, именно по выбросам тепла вычислили имперские схроны – и их обитатели уже никогда не увидели солнца и неба.

Как обустроили свой быт подпольщики, Олег толком разглядеть не сумел: сразу же угодил на допрос.

И очень быстро взопрел, несмотря на бодрящий морозец.

Происходило все примерно так:

– Значит, курсант Ракитин, ваша рота десантировалась в ночь с третьего на четвертое июля? – спросил серый человечек, постукивая по столу карандашом.

Беседа их длилась третий час, и двигалась по кругу, – вопрос этот звучал уже не то в пятый, не то в четвертый раз, Олег сбился со счета.

– Так точно, в ночь с третьего на четвертого июля, – устало ответил Олег.

Серый человечек (представиться как-либо он не счел нужным) казался неутомимым. Карандаш его сделал в бумагах какую-то пометку, и вновь зазвучали прежние вопросы: про подробности боя, про казнь изменника Позара, про побег… Говорил человечек голосом гнусавым, простуженным, и часто сморкался с большой – чуть не с полотенце размером – носовой платок.

Олег отвечал, почти теми же словами, стараясь ничем не выдать раздражения.

А затем серый человечек сломал неторопливый, тягучий темп допроса, спросил резко, как выстрелил:

– Сколько залов было в вашей курсантской столовой?! Быстро отвечать! Не задумываясь!

Карандаш уставился Олегу прямо в лоб, и не совсем это, наверное, был карандаш: металлический, слишком массивный…

– Два зала, – ответил Олег, как приказывали: быстро и не задумываясь. Таких неожиданных вопросов прозвучало уже несколько, и, наверное, они-то и были главными во всем разговоре.

– Точно два? Уверен? – переспросил человечек, и в тоне его ясно слышалось: ну вот ты и попался, вражина, прокололся, шпион имперский. Карандаш в руке перевернулся быстрым, почти мгновенным движением, и на обратной его стороне обнаружилось отверстие очень неприятного вида, нацеленное на Олега.

– Два, – подтвердил Олег. – Был еще третий, для комсостава, но тот в другом корпусе.

Человечек перевернул карандаш, сделал еще одну пометку, высморкался, и вновь повел допрос по четвертому или пятому кругу: те же вопросы, те же ответы…

– Значит, видел, как изменников расстреливают? – снова сбился с наезженной колеи человечек. Голос у него стал задушевный, почти ласковый, лишь похлюпывание в носу слегка портило впечатление. – Ну тогда пугать тебя не буду… Вот только батарей к гауссовкам у нас маловато… Придется тебя по-простому в расход выводить: кайлом по затылку. Потому как заврался ты, парень, окончательно. Где ж это видано: чтоб молодой, крепкий боец от жары и страха почти сутки, считай, в беспамятстве пролежал? В общем, так: у тебя есть минута, чтобы рассказать, как тебя имперцы в те сутки вербовали. Не уложишься – кайлом по затылку. В дальней-дальней штольне, чтобы на базе не воняло. Минута пошла.