Евгений Филенко - Отсвет мрака

— О чем разговор! — Зомби небрежно тычет пальцем в сенсор. — Выходи.

Дверца с моей стороны, шурша, отползает. Внизу плывут расчерченные неоновыми огнями магистрали, предупредительно подсвеченные квадратные крыши жилых домов и шпили административных зданий. Порыв тугого, напитанного влагой ветра хлещет меня по лицу…

Совершенно непроизвольно отшатываюсь прочь от разверзшейся бездны.

— Вот видишь, — веселится Зомби. — Я предлагал — ты не хочешь. Так что будем вместе. До финишной ленточки. Может быть, ты еще переменишь свое отношение к добрейшему Ивану Альфредовичу. И даже по­даришь ему кусочек своей любви.

— Сволочь.

— Зря. Я хороший любовник. Такого ты еще не имела. Если тебе посчастливится и ты убьешь меня прежде, чем переспишь со мной, — будешь сожалеть всю жизнь. Ибо со мной под гробовую плиту уйдет великое искусство! А если переспишь — кто знает, возможно, и убивать не захочешь. Эту ночь нам придется коротать в малокомфортных условиях. Совместив наши тела в пространстве, мы выиграем и во времени. И в удовольствии тоже, причем многократно. Ну, так как? Не откажешься проэкспериментировать?

— Ты животное! — не сдерживаясь, кричу ему в наглую, сытую, начищенную до блеска лосьонами и притираниями и даже сейчас ими воняющую рожу. — Ты бешеный шакал! Кадавр! Твое место в могиле, рядом со своими приятелями! И я убью тебя как только сумею, запомни это! Стебайся надо мной сколько душе угодно, чеши своим вонючим языком, но учти: я думаю только о том, как убить тебя!.. А теперь давай, толкай меня из кабины или стреляй сразу.

Зомби вздыхает.

— Нет в тебе здоровой любознательности, — говорит он с сожалением.

Первым через порог ступает крупный, холеный старик в длиннополом лоснящемся сюртуке. И тут же обнаруживает ствол “швессера” возле своего аккуратного седого виска.

— Стоп! — коротко командует он.

Пока я соображаю, кому адресован приказ — мне ли, тем ли бодигардам, орава которых моментально набивается в каземат, старик спокойно оборачивается ко мне лицом. Он похож на почтенного аристократа из какого-нибудь толстого классического романа. Например, из “Саги о Форсайтах”.

— Бедный Псора, — говорит старик прочувствованно. — Его убили. Он так любил жизнь.

Головорезы, числом не менее десятка, молча внимают хозяину, держа меня под прицелом тяжелых машин-ганов, способных запросто пробуравить во мне дыру с мой же собственный кулак.

— Игорь Авилов, — обращается ко мне старик. — По прозвищу Малыш… Давай не будем компостировать друг друга, сынок. Мы круто начали. Это была ошибка, и ты сам ее исправил. Давай договариваться. Вот гляди…

Он делает мановение ладонью, и бодигарды слаженно убирают свои гаубицы за спины.

— Ты ведь понимаешь, что при всех твоих личных достоинствах тем не менее шансов на благополучный исход из Пекла у тебя нет? — спрашивает он.

Я мрачно киваю, продолжая покачивать стволом перед самым его орлиным носом.

— Так вот, Малыш. Я гарантирую тебе полную безопасность и возвращение домой, как только мы побеседуем.

— Не верю.

— Надо, надо верить, сынок. Моему слову здесь все верят. Кстати, зови меня Азраил. Ангел, стал быть, смерти.

Он снова дирижирует, и бодигарды уходят.

— Псора в тебе ошибся, — говорит Азраил, толкая тело своего прихвостня носком начищенного ботинка. — Как ты его жестоко подвел!.. Он думал напугать Малыша Авилова до мокрых штанов, чтобы облегчить свою задачу. Была у него слабость — наезжать, давить на нервы, ломать чужую волю. Весь этот трагический спектакль с убийством латыша… Глупо. Я ведь не хотел посылать его. Но решение приняли без меня.

Старый пекельник. Бею жизнь, должно быть, проведший в бесконечной игре с правосудием, выросший и одряхлевший в подземелье. Съевший на запретных плодах все зубы, так что пришлось заменить их на дорогую керамику. Здесь же и обреченный умереть.

Опускаю оружие. Что за прихоть грозить смертью тому, кто ее ни капли не боится?

— Хорошо, Игорь. Ты все верно понимаешь. Я не опасаюсь ни тебя, ни твоей кочерги. И, кстати, мог бы пришить тебя в любой момент. Да и сейчас могу, что бы ты себе ни воображал. — Он брезгливо проводит морщинистым, узловатым пальцем по сырой стене. — Параша… Давай уйдем отсюда. Мало приятного беседовать над свежим жмурцом, даже если его смерть доставила тебе чистый кайф.

По-прежнему игнорируя мой настороженный “швессер”, Азраил первым выходит в коридор. Я молча следую за ним.

Такое впечатление, будто я оказался на обычной улице Гигаполиса. Только чуть более ухоженной и чистой. Отовсюду льется ровный желтоватый свет, под ногами отдается стуком брусчатка. Но нет привычного дождика, как и самого серого неба. Вместо неба — высокие каменные своды, покоящиеся на огромных балках. А вокруг — окна домов, витрины, подворотенки и закоулочки. И люди, спешащие мимо нас по своим неотложным делам. Такие же люди, как и я, и любой из моих знакомых. Мужчины преимущественно в строгих черных костюмах. Женщины — в ансамблях “английского” стиля. Детей нет совершенно. Над головой чуть реже привычного проносятся элкары. Краем глаза замечаю пару вело­сипедистов…

— Твои чувства не обманывают тебя, Игорь. У нас действительно лучше жить, чем у вас. Там — дождь из дерьма, порой радиоактивного. Вонища, нечистоты. У нас за чистотой принято следить. Тот, кто пренебрегает своими обязанностями, может поплатиться здоровьем и жизнью.

— Чего же это стоит… нам?

Азраил усмехается.

— Умница. Смотришь в корень. Вам это стоит дорого. Мы — сиамские близнецы. Разорвать наш союз смертельно опасно для любого из братьев. Но при этом мы зеркально дополняем друг друга. Что плохо у вас- хорошо у нас. И, подозреваю, наоборот. Хотя никто еще не доносил мне, что там, наверху, хотя бы что-то выходит хорошо…

Никто как бы не уделяет нам исключительного внимания. И все же я замечаю: возле той витрины, в том подъезде, вон за тем окном — чужие, пристальные взгляды. Я в перекрестии прицелов.

И черт с ними. Висельник не утонет. Ему по фигу мой ствол, мне — его стволы. Поглядим, что за финиш подарит мне судьба…

Два меднорожих лакея предупредительно распахивают перед Азраилом тяжелые двери, перехваченные полосами кованого металла.

— Заходи, сынок. Это мой офис, тут и поговорим. Как два умных, взрослых, ответственных человека.

Небольшой вестибюль — полы из черного мрамора, скульптура в стиле “мета-модерн”, пальмы, аквариумы с мордастыми сытыми рыбами, кажется, пираньями. Все, кто в данный момент находится там, немедленно встают. Азраил шествует в ауре полного преклонения, не удостаивая никого специальными знаками внимания. В стене перед его графским но­сом распахиваются створки лифта. Еще один лакей, высокомерно сомкнув уста, ожидает приказаний внутри кабинки.