Юрий Корчевский - Корсар

Префект помялся, но потом махнул рукой и ушёл.

Я уложил пациентку на стол, дал ей выпить настойки опия. Не скрою – волновался и сам. Потому, что делал такую операцию впервые в своей практике и потому, что это моя первая операция во Флоренции. Пройдёт удачно – префект будет мне благоволить, и пациенты у меня будут, случись что-нибудь не так – запросто сошлют на галеры или в каменоломни. Суд в средние века был скор на расправу.

Вымыв руки и обработав операционное поле самогоном, я счёл молитву и взялся за скальпель. Рассёк кожу, сшил слизистую со стороны полости рта, ушил мышцы, прошил наружные швы конским волосом. Наложил повязку; сейчас бы холод на губу. Вот чурбан! Надо у кухарки узнать.

Я стремглав кинулся по лестнице вниз.

– У нас есть лёд?

– Синьор хочет холодный напиток?

– Нет, мне нужен лёд!

– Сейчас посмотрю в подвале.

Кухарка вразвалочку ушла и вскоре вернулась с миской, полной льда.

– Отлично. Всегда заботься о том, чтобы у нас был лёд.

– Это ещё зимой с гор принесли. Где его сейчас взять?

– Купи у соседей, может быть у кого-то остался и не нужен.

– Я спрошу, синьор.

Перепрыгивая через ступеньку, я помчался наверх. Завернул лёд в полотенце и приложил к послеоперационной ране. Так отёк будет меньше. Была бы нога – шут с ней, но лицо?

Меж тем Эмилия – так звали девушку, начала отходить от опия, потом попыталась схватиться за рану, но я удержал её руку.

Вскоре действие опия ослабло, девушка открыла глаза, попыталась что-то сказать.

– Лежи и молчи, тебе сейчас нельзя говорить. Если хочешь пить – потерпи, к вечеру дам попить. А кушать нельзя два дня.

Эмилия кивнула. Я перенёс её на постель.

– Всё, девочка, самое неприятное – позади. Теперь только ждать.

Я пару раз подходил к ней. Повязка подмокла слегка, но в целом состояние вполне сносное. Лицо имеет обильное кровоснабжение и даже небольшие раны сильно кровят, но за счёт этого интенсивного снабжения кровью и заживают довольно быстро.

Вечером я аккуратно напоил её через трубочку. Сам же расслабился за кувшином кьянти. На мой вкус – кисловатое, терпкости и пряности ему не хватает.

И я и пациентка ночь провели спокойно.

Префект заявился утром, взглянул на дочь. Повязка не позволяла ему разглядеть, что же стало с лицом, но он успокоился, убедившись, что она жива.

Извиняясь за беспокойство, префект откланялся. Это мне понравилось: он становился всё вежливее, а то заявился – «ты нарушаешь закон!»

Прошёл ещё день, потом второй. Новых пациентов не было. Меня это начало беспокоить. Видно, как сниму швы с Эмилии, придётся переезжать в другой город. Промахнулся я с Флоренцией. Одни сплошные затраты пока – на аренду дома, на кухарку, художнику уличному, да и есть что-то надо. Деньги у меня пока были, но не проедаться же я сюда приехал! Хорошо ещё, что купцам не сообщил, где остановился, хотя договоренность такая была.

На третий день я снял повязку. Рана ещё отёчная, но края соединены ровно, швы держат.

– Можешь пока пить через трубочку и понемногу говорить. Завтра разрешаю пить соки, послезавтра – жидкие каши. А теперь посмотри на себя в зеркало.

Эмилия оглядела комнату, подошла к висевшему на стене в оправе зеркалу, закрыла ладошками глаза, постояла в нерешительности, потом убрала ладони и впилась глазами в своё отражение.

– Ой!

– Ничего, отёк через пару дней сойдёт, синяк исчезнет через неделю. Я сниму швы и через полгодика лишь тоненький рубец будет напоминать тебе о былой болезни.

Эмилия расчувствовалась, подбежала ко мне и обняла. Я погладил её по спине.

– Всё будет хорошо, ещё и женихи руку и сердце будут наперебой предлагать.

Эмилия отпрянула от меня, в глазах появились слёзы.

– Будут, будут, не сомневайся, у меня рука лёгкая. Как сказал, так и будет.

Она попыталась улыбнуться, но боль в ране не позволила.

– Ничего, боль пройдёт, привыкнешь к своему новому лицу, ещё и глазки молодым людям строить будешь, и веер тебе не понадобится.

Утром снова пришёл озабоченный префект. Он едва вступил в дом, как я услышал шум и громкий говор на первом этаже.

– Хочу видеть дочь! – безапелляционно заявил он.

– Пошли.

Префект обнял дочь, потом отстранил её, стал внимательно разглядывать лицо.

– А синяк?

– И синяк и отёк вскоре пройдут, – пообещал я. – Ещё три дня потерпите – сниму швы, тогда уже можно будет любоваться новым лицом Эмилии.

Префект рассыпался в благодарности.

В назначенный день я снял швы, а после обеда прибыл префект, на этот раз уже с женой.

Оба придирчиво осмотрели дочь. Рана зажила, но свежий розовый рубец ещё был виден. Я их успокоил, сказав, что нужно время. Через полгода только внимательный человек сможет заметить на лице узкую полоску от былой операции. Я и сам был доволен результатами операции. Оперировать «заячью губу» мне до этого не приходилось.

– Всё, забирайте дочь домой. – Я повернулся к Эмилии: – Через две недели покажешься ещё.

– Сколько я тебе должен? – спросил префект и полез за кошельком.

– Нисколько. Я вылечил твою дочь в знак нашего знакомства, которое, я надеюсь, будет продолжительным и взаимополезным.

Префект расплылся в улыбке.

– Я рад нашему знакомству и благодарю тебя за дочь. А про налоги забудь, пока я префект в этом городе.

Мы раскланялись. Через окно я увидел довольную кухарку, вышедшую проводить семью префекта, которую просто распирало от гордости за близость к столь полезному городу постояльцу.

Ещё два дня я мучался бездельем, пока не появилась молоденькая синьорина, попросившая удалить бородавку на подбородке – большую, поросшую волосами и производившую отталкивающее впечатление. Что я тут же с удовольствием и сделал, получив небольшие деньги. Всё-таки – это первый мой заработок здесь!

Я вновь сходил к рынку и дал денег уличному художнику, чтобы он не только писал свои портреты, но и не забывал озвучивать мою рекламу для не умеющих читать горожан.

На другой день уже после полудня пришёл молодой человек, краснеющий и заикающийся от волнения.

– Я бы просил, если это возможно, сохранить мою просьбу в тайне.

– Что ты, синьор, как можно!?

– Я долго не мог решиться, но каждый день я, проходя мимо рынка, вижу эту надпись и мучаюсь…

– Смелее, я жду, юноша.

Парень сдёрнул с головы берет.

М-да! Оба уха торчали, сильно оттопыриваясь, как у слона в приступе ярости.

– Я решу твою проблему, синьор. Приходи завтра с утра, надо будет сделать операцию. Это не больно, но придётся несколько дней поносить повязку.

– Повязка – это не страшно. В конце концов, я эти дни посижу дома. А потом – уши будут как у всех?

– Конечно!

– А то надо мной девушки смеются, никто не хочет со мной танцевать, у меня до сих пор нет любимой. Как только видят мои уши, все насмехаются, отпускают шутки.