Владимир Ильин - Такой славный убийца

Лигум поглядел на паромщика Язепа, сидевшего в своей рулевой кабинке и с непонятным ожесточением вращавшего ручку привода, но тут же отказался от намерения расспросить его по этому поводу. Язеп с самого начала зарекомендовал себя, как человек угрюмый и неразговорчивый. Тем более — с хардером. Будто все хардеры еще в детстве надоели ему до смерти. Всю дорогу паромщик свободной рукой то и дело что-то озабоченно подбивал молоточком или завязывал сложные, таинственные узлы на концах каната. Солнце ярко отражалось в его темных очках, и вообще вид у него был такой, будто он пересекает, по меньшей мере, Атлантический океан, а не полудомашнее озерцо в Европе. На все предложения помочь со стороны Лигума, который представлял собой единственного пассажира, Язеп отвечал красноречивым молчанием, из которого следовало, что паромщик, будучи человеком, уважающим себя, никогда не опустится до общения с хардером…

Впрочем, Лигум претензий к местному коллеге Харона не имел. За тот год с небольшим, что прошел после выпуска из Академии, юноша уже успел привыкнуть к настороженному презрению к себе со стороны самых разных людей. Поначалу он еще пытался вникнуть, в чем собака зарыта, но потом, как и его старшие товарищи, махнул на всё рукой… И действительно, какое значение имеет то, что одни боятся тебя до икоты, потому что наслушались страшненьких сплетен о том, что хардеры — это живые машины смерти; что другие ненавидят тебя, потому что завидуют твоим высоким моральным качествам — «суперчеловечности», а также тем твоим способностям, из-за которых ты вынужден нести это проклятое бремя суперчеловечности; что третьи, морщась, старательно не замечают тебя, потому что уверены: твое существование на одной земле рядом с ними — какое-то недоразумение, временное явление, которое приходится терпеть и сносить ради общественного блага… А ведь были и есть еще и четвертые, и пятые, и многие другие, для которых ты — словно прыщ, выскочивший в самом интимном месте. Они не любят марать свои благородные рученьки о дерьмо, грязь и кровь, а специально держат для этого таких, как ты…

Весь фокус заключается, однако, в том, что ты не можешь, не имеешь права возмущаться и злиться на людей, ведь ты отлично усвоил поучения своих наставников, что, в конечном счете, не люди существуют для тебя, а наоборот, ты — для всех них… И поэтому ты можешь отплатить тем, для кого ты не являешься человеком, лишь упорным «незамечанием» их свинского отношения к себе, и ты успешно делаешь это уже второй год…

Берег с дощатым причалом надвинулся на паром так внезапно, словно хотел, чтобы крошечное суденышко как можно больнее ударилось о него своим квадратным бревенчатым носом.

— Ну ладно, я пошел, — сказал Лигум паромщику так, словно они всю дорогу вели задушевные разговоры, и, не дожидаясь, когда Язеп затянет швартовы на причальной тумбе, соскочил с палубы на песчаный берег и зашагал по чистенькой, выложенной металлопластовыми плитками дорожке в гору, куда вел от причала уютный переулок.

В воздухе явственно витал аромат подрумяненного теста и ванили: видно, где-то поблизости пекли пирожки. Однако Лигум чуял и другой запах, который вот уже вторые сутки незримым облаком окутывал самый маленький во всей Европе городок: запах смерти…

И поэтому не останавливаясь хардер сделал неуловимое движение, проверяя, покоится ли в подмышечной кобуре двадцатимегавольтный разрядник марки «зевс», который и был тем самым единственным оружием Лигума и которым так хорошо и удобно будет хлестать взбесившегося от почти столетнего бездействия киборга-террориста, диверсанта и убийцу, когда Лигум припрет его к стенке где-нибудь в уютном тупичке этого городка… О том, что «зевс» мог бы быть применен и против людей, думать сейчас не хотелось.

На гребне холма Лигум на несколько мгновений застыл с напрягшимися мышцами так, что его фигура отчетливо просматривалась на фоне багрового вечернего неба с любого места в городке.

… Едва ли Супероб так глуп, чтобы выстрелить, поддавшись на эту уловку, но небольшой психологический прессинг все-таки не помешает. На то они и эксперименты, чтобы биться мордой о стенку, как говаривал, бывало, утирая кровь с разбитых губ Руслан Братусь, когда на занятиях по прикладной акробатике ошибался в расчете сальто и втыкался со всего лета головой в жесткую сетку батута…

Разумеется, выстрела не последовало. Даже камнем никакой подлец или, наоборот, чересчур бла-ародный не удостоил, не то что пулей или лазерным лучом!..

Тем не менее, каким-то шестым чувством Лигум вдруг ощутил: Супероб где-то недалеко от него и в этот самый момент пристально рассматривает его бесстрастным, оценивающим взглядом. Киборги, как известно, не умеют усмехаться зловеще, им это попросту не нужно — тут создатели бесчисленных боевиков неизменно дают маху. Вместо этого разработчики дьявольского гомункулюса снабдили его более функциональными способностями. Например, просачиваться невидимкой в любое, даже самое закрытое сообщество людей, чтобы расправляться с ними по очереди так быстро и надежно, как может убивать только разумная тварь. Причем тела своих жертв Супероб не то успевает бесследно спрятать, не то дезинтегрирует их на облачка молекул, а может быть, просто отправляет их куда-нибудь за пределы нашего мира. В ад, например… Или в параллельный мир…

Лигум наконец расслабился и двинулся дальше, оглядываясь на ходу вокруг.

Итак, Клевезаль. Около пятисот жилых и нежилых строений в виде почти игрушечных чистеньких домиков с разноцветными крышами, самый высокий из которых имеет аж целых три этажа и является городской мэрией. Полторы тысячи душ, в том числе всего полсотни детей разного возраста — следствие неудержимой миграции молодежи в лоно цивилизации со всеми ее пороками и бессистемным университетско-колледжным образованием, а также неумеренного увлечения средствами «безопасного секса» в прошлые два десятилетия… Что еще? Ах да, это же город, который славится отсутствием улиц. Дома в нем просто-напросто разбросаны в милом беспорядке и пронумерованы по аналогии с ходом шахматного коня — так, что сам черт ногу сломит, прежде чем найдет нужный номер… Клевезаль находится на одноименном острове посередине одноименного озера, и остается только гадать, как в эту провинциальную глушь и невинную тишину умудрился пробраться незамеченным робот-киллер, а самое главное — зачем?..

… М-да-а, удивительный городишко. Судя по данным Географа, здесь должна иметься своя, хотя и небольшая, судоверфь. Церковь со святым отцом, служкой и звонарем в одном лице. Паром, курсирующий к берегам озера без всякого расписания, по потребности, мы уже знаем… Что еще мы здесь можем иметь? Давай попробуем прикинуть без помощи Советников. Мэр без секретарши и без свиты чиновников-дармоедов, вечно совершающих проступки и всякие глупости, за которые потом приходится отдуваться ему, мэру… Шериф без полицейского участка, без тюрьмы и, возможно, без оружия, если не считать таковым здоровенный ржавый колун в нижнем ящике его письменного стола. Шериф этот должен знать десяток-другой способов вкусного копчения мяса и рыбы и наверняка является, по совместительству, агентом провинциального управления ритуальных услуг… Парочка замшелых супругов-хранителей местных традиций и нештатных летописцев, помнящих, в каком году была засуха, и Озеро обмелело, а в каком — у мэра выпал правый нижний резец, когда он еще ходил под стол пешком… Несомненно, должен здесь быть и свой «козел отпущения» — какой-нибудь отринутый обществом бездельник и хам, который не просыхая пьет горькую, пачкает заборы и стены домов нецензурными надписями и учит младое племя курить и играть в карты «на интерес»… Да, если хорошенько подумать, здесь должно быть всё, что имеется и на «Большой земле», только непомерно увеличенное, словно гигантской лупой, ограниченностью социума и отсутствием посторонних примесей, сбивающих резкость. Одним словом — идиллия, и даже не верится, что за последние сорок часов здесь были, один за другим, хладнокровно и мастерски убиты двенадцать человек, причем трое из них — женщины.