Михаил Ахманов - Путь на Юг

— Ну, что еще?

— Прости мой дерзкий вопрос, — Одинцов был само смирение, — не тяготят ли тебя многотрудные и одновременные обязанности казначея, судьи и Стража Спокойствия? Как ты справляешься со всеми делами, щедрейший?

Бар Савалт гулко расхохотался.

— Этот Рат воистину вправил тебе мозги! Насколько мне известно от моих людей, — Страж Спокойствия неопределенно повел глазами куда-то в сторону, — Рахи, сын старого Асруда, раньше не задавал умных вопросов! Его больше интересовали цены на женщин в кабаках Торговых рядов… — Внезапно казначей стал серьезным и произнес: — Что ж, я тебе отвечу, аларх… И если у тебя хватит ума, чтобы меня понять, ты в алархах не задержишься. Так вот, — он задумчиво потер длинный нос, — власть над людьми дают деньги, законы и кнут. Их надо держать в одной руке. — Бар Савалт продемонстрировал свой небольшой жилистый кулак. — Но обязанности мои, как ты заметил, многотрудны, и я не успеваю то здесь, то там… Значит, император — да будет он взыскан милостями Айдена! — всегда найдет на мне вину, когда пожелает. То ли я налогов недобрал, то ли спорщиков плохо рассудил, то ли воров не сыскал… И потому, хоть деньги, законы и кнут в моей руке, но императорская рука — на моем горле… Понял, аларх?

В тот вечер Одинцов добрался в свое родовое гнездо только после захода солнца. Уставший — не столько от физических усилий, сколько от нервного напряжения — он бросил мимолетный взгляд на стены из красноватого гранита, на сторожевые башенки, возвышавшиеся над округлой аркой ворот, на освещенные окна главного зала на втором этаже. Всадников поджидал Чос; он стоял у ворот вместе с представительного вида пожилым мужчиной и двумя дюжими стражниками. Когда Одинцов спрыгнул с седла, его оруженосец вскарабкался на Баргузина и повел хайритскую десятку в казарму на заднем дворе. Пожилой, оказавшийся серестором — то есть управителем замка, — с поклонами и пожеланиями здоровья повел молодого хозяина наверх. Одинцов смутно припомнил, что звать его то ли Клем, то ли Клам.

Едва он одолел первый пролет лестницы из бледно-зеленого мрамора, как послышался торопливый перестук туфелек и навстречу ему бросилась девушка. Она повисла у Одинцова на шее, обдавая его ароматом юной женской плоти и тонким горьковатым запахом духов.

— Рахи! Мой Рахи! Жив, жив! — Она плакала и смеялась одновременно.

Одинцов бросил взгляд поверх ее головки, что оказалось непросто — Лидор была высокой и стройной девушкой, и пышная копна ее золотистых волос почти закрывала ему лицо. На лестничной площадке, улыбаясь, стояли бар Занкор и Ильтар. Он автоматически отметил, что хайритский кузен успел-таки добраться сюда — и наверняка не один, а с сотней-другой воинов, поджидавших сигнала где-то в просторных дворах замка. Да, на этого человека можно было положиться!

Затем Лидор чуть отстранилась, тонкие изящные пальцы легли на щеку Одинцова, зеленоватые колдовские глаза всмотрелись в него с безоглядным доверием и любовью. Но вдруг рот ее приоткрылся, словно в недоумении, на высоком гладком лбу прорезались морщинки.

— Рахи, что с тобой? — тихо прошептала девушка. — Ты так изменился, стал совсем другим… Рахи, где ты потерял свое лицо?

В стартовом зале царила суета. Это ощущение создавалось не многолюдством — тут было едва ли полтора десятка человек, — но непрерывным миганием огней на пульте, мощным низким гулом генератора, мельканием белых халатов, метавшихся от экрана к экрану, и громкими возгласами техников, монтировавших какую-то установку. Шахову она напомнила спрута, разделанного на консервы: щупальцы кабелей змеились по полу, на них тут и там торчали платы со следами пайки, а центральная часть имела те неопределенные очертания, какие бывают у вытащенного на берег осьминога. Техники с паяльниками ползали по этой конструкции, заглядывали в чертежи и, не смущаясь присутствием начальства, матерились. Зато работа шла на удивление быстро.

— Часа через три-четыре закончим, — сказал Виролайнен, с благостным видом оглядывая свои владения. — Да, пока не забыл, генерал… Моим сотрудникам обещаны премиальные, за скорость и качество работ. Конечно, если установка выйдет в расчетный режим.

— К чему такая торопливость? — сказал Шахов. — Ждем уже больше месяца… Отчет я отправил, и никаких негативных последствий. Думаю, день-другой не играет роли.

Старый ученый поднял палец и покачал им у генеральского носа.

— Задуманное делай быстро или не делай вообще. Вы же знаете наших работничков, Сергей Борисович: они способны только на штурм, на быстрый натиск и героические подвиги. Особенно если их подстегивает мысль о сверхурочных… А вот терпеливые ежедневные усилия — это не для нас. Это для немцев и прочих финнов.

Шахов усмехнулся:

— Разве у нас финнов нет?

— Есть, но только в единственном числе и полностью впитавший славянскую ментальность, — отпарировал Виролайнен. — К тому же я советский финн, а значит, и не финн вовсе. Батюшка мой был наполовину еврей, матушка — на три четверти, но из карьеристких побуждений оба писались финнами.

— Вот как? Не знал, Хейно Эмильевич, не знал!

— У каждого свой скелет в шкафу, — буркнул Виролайнен. — Так что насчет премии?

— В размере оклада, и не больше. Дополнительное финансирование из Фонда МТИ исчерпано уже наполовину, а вы ведь собирались закупить… этот… как его…

— Остронаправленный лазерный вибратор, — с блаженной улыбкой подсказал Виролайнен. — Триста двадцать две тысячи долларов… Ну, в размере оклада вполне устроит. Грех баловать людей.

Словно подслушав эти слова, один из техников заложил трехэтажным. Шахов с интересом ждал продолжения, но тут в зале возникла бригада реаниматоров, двое мужчин и девушка. Техник скосил на нее глаза и заткнулся.

Плита подъемника опустилась и через минуту вернулась на место с тяжелым громоздким саркофагом, обвешанным шлангами и проводами. Реаниматоры, окружив контейнер, захлопотали; один из мужчин проверял показания датчиков, другой сдвинул крышку с помощью массивного рычага, девушка готовила шприц с инъекцией. Приподнявшись на носках, Шахов увидел лицо Одинцова, бледное, как у покойника.

— С ним все в порядке?

— Лучше быть не может. Его уже подогрели.

— То есть?

— Вывели из гипотермии. Температура тела — тридцать пять градусов. Сейчас вколят стимулятор, и она повысится до нормальной. — Старик повернулся к саркофагу и окликнул одного из медиков: — Кирилл! Что там у вас?

— Все показатели в норме, Хейно Эмильевич, — ответил тот, что возился с датчиками. — Плоть готова принять душу.

— И примет, в самом скором времени, — подтвердил Виролайнен. — Сильное гипнотическое внушение, ориентированное Туда, — он бросил взгляд на потолок, — напомнит нашему посланцу, с каким нетерпением мы его ждем. Уверен, он не станет сопротивляться этому призыву. Но если все-таки… хмм… если будет проявлено упорство, задача усложнится. Придется посылать гонца. Хотя бы вас, Сергей Борисович. Вы ведь у нас начальник, верно? И, очутившись Там, — снова взгляд на потолок, — можете подкрепить слова убеждения приказом.