Михаил Ахманов - Океаны Айдена

Виролайнен пожал плечами и сделал красноречивый жест: мол, транспорт за мной, а остальное мне до лампочки. «Ходоки» не входили в сферу его интересов, он был человеком суровой советской закалки и рассматривал испытателей как расходный материал. Не один, так другой… Людей было много, а агрегат, переносивший их на Ту Сторону, являлся вещью уникальной и более ценной для Виролайнена, чем вся команда «ходоков».

— Манжула… — повторила психолог, затем вскинула взгляд к потолку и погрузилась в раздумья. — Рекомендация отрицательная. Не то чтобы глуповат, однако… Пожалуйста, следующего, Сергей Борисович.

— Капитан Реваз Бараташвили, ГРУ.

— Слишком горяч и неуравновешен. Не советую.

— Так вы всех похерите, милейшая Елена Павловна, — проворчал Шахов. — Бараташвили дважды погружался, причем с неплохими результатами. — Он включил компьютер и выбрал нужный файл. — Вот… Смел, решителен, упорен…

— Опрометчив и упрям, — возразила психолог. — Чего вы от меня хотите, Сергей Борисович? Толкового совета или…

— Ладно, ладно! — генерал махнул рукой. — Не будем спорить! Третьим идет Василий Шостак, лейтенант, тоже из ГРУ. Ваша оценка?

— Этот подходит, — коротко заметила Гурзо. — И Ртищев из «альфы» тоже. Он четвертый в вашем списке.

— Да. Еще один из «альфы», капитан Смирницкий. Последний — морпех Бабанин, старший лейтенант. Что скажете о них?

— Кандидатуры, равноценные Шостаку и Ртищеву, но все же рекомендую их отставить.

— То есть либо Шостак, либо Ртищев… — с задумчивым видом произнес генерал. — Но почему, Елена Павловна?

— Тот и другой — любимые ученики Одинцова. Может быть, «любимые» слишком сильно сказано, но он их отличал. Определенно отличал! Я полагаю, что с ними он будет говорить охотнее. Ведь он не… — женщина смолкла.

— Да? — поторопил ее Шахов.

— Будем откровенны, Сергей Борисович: Одинцов не хочет возвращаться. О причинах и мотивациях мы можем лишь гадать. Вдруг он попал в очень приятное место, случайно занял высокую позицию или оказался в обстоятельствах, что превалируют над памятью о нашем мире, над прежней его жизнью, над всем, что он оставил здесь. В такой ситуации он может отказаться от любых контактов… Во всяком случае, я этого не исключаю и потому советую послать людей, которым он благоволил.

— Разумно, — согласился Шахов. — Ваше мнение, Хейно Эмильевич?

— Посылайте любого, — проскрипел академик. — Я гарантирую доставку, а психология мне не интересна. Захочет он говорить с «ходоком» или нет — его дело, но наш гонец, попавший на Ту Сторону, что-то увидит и вернется с данными.

Лишь бы их хватило для отчета, подумал Шахов и, вытащив ручку, подчеркнул две фамилии. Ртищев или Шостак… Решено! Один из них уйдет сегодня вечером в Зазеркалье.

В рай?..

— Хозяин! Хозяин! Скала!

Одинцов открыл глаза. Грид тряс его за плечо, показывая рукой вперед, где за облаками белесого тумана маячило нечто массивное, темное.

Мгновенно сдвинув дверцу кабины со своей стороны, он выставил наружу протянутое Гридом весло и начал грести изо всех сил, упираясь коленом в пульт. Брызги летели фонтаном, каждый раз, когда он погружал лопасть в воду, быстрое течение пыталось вырвать весло из рук. Сбоку раздался слабый шорох — молодой трог без напоминаний открыл вторую дверцу и, навалившись всем весом на грубо оструганную рукоять шеста, тормозил.

Скала приближалась, вырастая с каждой секундой. Неприятное место, совсем не похожее на галечный пляж Ай-Рита! Черные лоснящиеся камни в кружеве пены торчали из воды, образуя первую смертоносную линию укреплений. Над ними нависал мрачный утес, покрытый пятнами соли, изъеденный у основания стремительным потоком. Зеленовато-синие струи били и резали его, но он еще сопротивлялся — и будет бороться еще многие годы, пока в один прекрасный день, подточенный у самых гранитных корней, не рухнет в волны с оглушительным грохотом. Этот грядущий катаклизм мало волновал Одинцова, он старательно греб, пытаясь удержаться в той струе течения, которая огибала скалу на безопасном расстоянии.

Рев прибоя, набегавшего на берег, громом отдавался в ушах. Черные и серые клыки мелькнули в пятнадцати метрах от суденышка и торопливо умчались назад — они проскочили мимо острова секунд за тридцать.

— Чуть в Полночь не съехали, дружок! — сказал Одинцов на русском и, перейдя на айденский, похвалил: — А ты у меня молодец! Старательный парень!

Грид понял и расплылся в улыбке. В отличие от своих мохнатых соплеменников он умел улыбаться почти по-человечески.

Одинцов вытащил весло, швырнул его назад, за пилотское сиденье, и закрыл дверь. Грид старательно повторил все манипуляции с веслом. Кабина была полна пара, и климатизатор, расположенный где-то в хвостовой части, жалобно стонал и завывал. Иногда Одинцов с ужасом задумывался, хватит ли до конца пути энергии в аккумуляторах — или что там еще питало их драгоценный кондиционер? Шел уже третий день плавания, а суденышко преодолело всего пару тысяч километров — или чуть больше.

Правда, они путешествовали только днем. Ночью с воды скалы были почти незаметны за дымкой тумана, хотя Одинцов предусмотрительно отправился в путь, когда Баст, серебристый спутник Айдена, приближался к полнолунию. Еще в первые сутки, в светлое время, он уяснил — не без помощи Грида, — что возникающие по курсу островки нужно различать за километр, тогда, при умелом обращении с веслом, их удавалось обогнуть. Времени хватало лишь на сорок-пятьдесят яростных гребков, километр они проскакивали за минуту.

Грид оказался настоящим кладезем знаний по части навигации в Потоке. Теперь Одинцов благословлял то мгновение, когда вытащил его из шеренги пленников, ибо без этого парня вряд ли смог бы пережить первый день плавания. Солнце еще висело на локоть над горизонтом, а молодой трог уже начал присматриваться к возникающим впереди островкам, иногда даже высовываясь на секунду-другую из кабины и втягивая воздух широкими ноздрями. Одинцов быстро сообразил, что его спутник ищет удобную и надежную гавань, что-то наподобие бухточки с галечным пляжем на западной оконечности Ай-Рита. Таких островков попадалось немало, чуть ли не каждый пятый, но Грид браковал их один за другим. Наконец, издав протяжный возглас, он торопливо сунул в руки Одинцову весло. Тот повиновался и стал грести, полагаясь на инстинкт дикаря и оставив расспросы на потом.

Они благополучно пристали к крошечному островку, почти начисто разъеденному теплым соленым потоком. Однако камни его все еще торчали над водой на три-четыре метра, и между ними пряталась бухточка с отлогим, усеянным галькой дном. Юный трог и его хозяин вытянули флаер, ставший заурядной лодкой, за линию прибоя, потом отправились с копьями на рыбную ловлю.