Лев Вершинин - Великий Сатанг

И он, как обычно, промолчал в ответ. Кивнул, добыл из кармана пачку «Каролинума», любимую свою бензиновую зажигалку, щелкнул, затянулся — и сделался полупрозрачен; лишь тусклый огонек сигареты то становился немножко ярче, то совсем угасал. Покурил. Встал. Подошел к окну. Не раздвигая шторы, полюбовался ночным городом — и растворился в мерцании лунного света.

Но перед этим — опять, опять, как всегда! — повернулся и посмотрел на меня. И таким был этот прощальный взгляд, что меня отшвырнуло на подушку, скрутило, перехватив дыхание, и бросило на пол.

Я дорого дал бы, чтобы научиться не помнить сны.

А еще лучше — не видеть их вовсе.

Когда я приподнял голову, лицо болело, нос всхлипнул от прикосновения, и на белой кнопке ночника остался кровавый мазок.

Да уж. Отпуск на исходе, а нервы ни к черту.

Теперь уже не заснуть до утра. Впрочем, похоже, недолго осталось и ждать; за окном, пробивая нежную ткань портьеры, брезжил рассвет. Из зеркала на меня глядел некто жалкий, нуждающийся в экстренной помощи, и я, оказав таковую, вышел покурить на балкон, в шелковую предутреннюю полумглу летней Одессы, в легкий, йодисто-свежий бриз, чуть пахнущий свежей рыбой, и в полную, нарушаемую лишь негромкими рассветными звездами тишину.

Что ни говори, в Великом Договоре немало полезного, и уж во всяком случае Одесса вполне заслужила звание столицы Планеты-для-Всех.

Две недели здесь — и можно год не думать о хворобах; если бы еще не Рамос… но, будем справедливы, пенять на Арпада с моей стороны было бы грешно. Кто-кто, а уж он-то имеет право и на визиты за полночь, и на такой прощающийся взгляд…

Огонек почти начал подгрызать фильтр, когда зашуршал телефон. Ненавижу это устройство, но, к великому сожалению, не имею права отключать его даже на ночь. И даже в отпуске. Такая работа. Скорее всего, выйдя когда-нибудь на пенсию, я вообще откажусь от услуг телефонной сети. Но не раньше…

Впрочем, повременить гудков восемь я себе позволил. Ничего страшного, даже если звонит шеф. В конце концов, это он на работе. А я в отпуске.

Звонил же и вправду шеф. И был он, как обычно, деловит и чем-то, судя по тону, озабочен.

– Доброе утро, Аллан.

– Вам также, комиссар.

– Судя по голосу, вы неплохо отдохнули. Поздравляю. Однако отчего вы так долго не брали трубку?

– По средам я не жду вашего звонка, комиссар…

Трубка озадаченно помолчала. Шеф неплохой, очень неплохой администратор, а в прошлом еще и великолепный оперативник, но зачастую бывает тугодумен, и это уже неизлечимо.

– Это же элементарно, сэр! — позволил себе сострить я.

И был не прав. В трубке крякнуло и зазвучало официально:

– Стин Холмс! С настоящего момента вы отозваны из отпуска. Материалы направлены экспресс-почтой.

Щелчок. Длинные гудки.

Вот такой вот разговор. Комиссар начисто лишен чувства юмора, и это печально. С другой стороны, что делать, если ты носишь фамилию Ватсон, а твой заместитель волею судьбы скромненько зовется Холмсом?.. В любом случае человек он невредный и в свое время пытался как мог помочь Рамосу во время позорища с первой попыткой суда над Наставником Паком…

Думается, еще и поэтому мне многое позволено, вплоть до не всегда уместных шуточек. Стариков в конторе уже не так много, все они так или иначе помнят Арпада, и все они, спасибо им, считают меня чем-то вроде наследника инспектора Рамоса.

Это очень важно в нашей фирме, кроме шуток. Одного желания мало, чтобы закрепиться в «Мегаполе», — контора до глупости кастова, и кадровые сотрудники предпочитают рисковать жизнью по наследству; так что мне, стажеру со стороны, тогда, можно считать, повезло. В самом деле, чем я, щенок, сопляк, мог приглянуться самому Арпаду Рамосу, живой легенде «Мегапола», сыну почти мифического комиссара Рамоса Дьюлы? Но ведь никто же не заставлял его брать меня в напарники, больше того, отмазывать от всяческих передряг, тянуть на ведомственные посиделки и вообще относиться, как к равному…

Повезло? Может быть, и так.

А возможно, Арпад просто увидел, до чего мне хочется стать настоящим полицейским.

Мальчик Рамоса — вот как меня называли тогда, даже в глаза. И я не стыдился. Потому что никогда не подводил его; и в самые горячие дни, когда Наставник Пак все-таки допрыгался и терпение конторы иссякло, Арпад выбрал в напарники опять-таки меня!

Эх, какое же это было веселое дельце! Приятно вспомнить… Вчера еще уважаемый и кристально чистый господин Пак Сун Вон был объявлен в розыск, он уже не пытался откупиться, и взвод адвокатов лишь разводил руками; ему оставалось только уходить в схроны на малых планетах, но вот этого мы как раз и не собирались допускать! Арпад дорвался! Он вцепился в след Наставника, как легавая чистых кровей, и моих сил хватало уже только на то, чтобы не отстать — и тогда, когда мы пять дней ползли через раскаленную степь, и после, уже у бункера, когда Арпад подставился под пулеметную очередь, выбрасывая из-под нее меня, неопытного мальчишку…

Его ли вина, что он, нашпигованный свинцом, был спешно отправлен на базу и я, стажер, салажонок, продолжил преследование в одиночку?..

Да, это я, а не он взял Наставника, взял лихо, почти голыми руками, и это я сумел преодолеть соблазн и не расстрелять эту старую суку на месте — и зря, кстати, потому что на космолете его все равно шлепнули при попытке к бегству; а как же? — Наставник чересчур высоко порхал, он слишком многое знал и со слишком многими знался…

И это из меня, а не из Рамоса вовсю лепили в те дни героя, даже сериал сняли (помните? — «Преследование продолжаю», в двадцати сериях, не как-нибудь!), но по сей день только я сам да еще один человек знаем, какую роль сыграл во всей этой героической эпопее и поныне мало кому известный скромняга Аттилио, доверенное лицо Наставника. Тогдашний капореджиме Организации очень хотел стать доном; у него имелись обширные планы, и его крепко волновали кое-какие бумаги, относящиеся лично к нему. Не сразу, но мы нашли общий язык, и мужику, видимо, было весьма приятно хоть раз в жизни, пусть неформально и совсем недолго, а постоять на стороне закона…

Так что в восемнадцатой, кажется, серии, ну, там, где этот, хромой, в кожанке, вдруг ни с того ни с сего кричит: «Будьте вы все прокляты!» — и начинает шпарить по своим с водокачки, это как раз про него, хотя сходства, разумеется, никакого; Аттилио лично настоял на включении данного эпизода в фильм и, по слухам, даже финансировал следующую серию.

Не убежден, что Арпад одобрил бы все это, но переговоры велись в обстановке совершенной секретности… а я по сей день получаю к Пасхе и Рождеству шикарные наборы конфет от неизвестного доброжелателя и очень подозреваю, что сей аноним именуется в миру доном Аттилио эль-Шарафи — владельцем заводов, газет, пароходов, добрым дедушкой и, как общепризнано, глубоко порядочным человеком.